– Здравствуй-здравствуй, джигит. Хороший у тебя конь. – Видя непонимающий его взгляд, повторил по-казахски: – Угалейкум-ассалам! Как тебя зовут?

– Аблай, ага. – И, слегка коснувшись рукой протянутой руки Тулегена, быстро, с нервной дрожью, резко ее отстранил, не переставая делать уважительные поклоны молодому хозяину.

Тулеген взглянул на собравшихся за тарантасом остальных джигитов, которые были по упитанности под стать своим сытым лошадям. Те сделали уважительный поклон.

– Ну что ж. Спасибо-рахман за гостеприимную встречу. Скачите к отцу, джигиты, а то вперед вас пролетит какая-нибудь сорока и вы останетесь без суюнши[5], – смеясь, сказал Тулеген, помня еще обычаи степи и понимая, что душевный разговор вряд ли получится.

Аблай ловко вскочил на коня, резко натянув поводья, вздыбил его.

– Уа! Апырай! – воскликнул он и, указав камчой в сторону аула, помчался вперед, и все джигиты наперегонки поскакали за ним.

Скоро вдали показался аул с несколькими десятками юрт. Войлочные кибитки, похожие одна на другую, и почти возле каждой горел небольшой костер, у которого возились женщины, разодетые в цветные длинные платья. Около некоторых юрт на привязи стояли верховые кони. Глядя на аул, Тулеген подумал: «Время прошло как бы мимо этих мест, не тронутых цивилизацией. Так жили и несколько сотен лет назад, ничего не изменилось. Как жалостлив мой народ. Обычный, устоявшийся веками повседневный уклад жизни – разводили скот, кочевали, растили себе смену. Какой уж тут капитализм, о котором пишут в томах, галдят в газетах, и рабочего класса никакого тут нет. Впрочем, есть одно общее между этими двумя противоположными мирами – и там и здесь есть и, наверное, должны быть всегда бедняки».

Отвлекшись от мрачных мыслей, Тулеген взглянул на приближающийся аул.

«Видно, в ауле той, большой какой-то праздник, – подумал он, увидев много верблюдов и оседланных лошадей. – Наверное, со всей округи приехали гости».

Ему даже в голову не приходило, что все, что сейчас творится в ауле, делается в его честь.

3

Новость быстро облетела весь аул. По случаю приезда сына Жунус закатил на радость аульчанам роскошный той. Сколько тревоги и надежд пришло с приездом молодого хозяина в размеренную, спокойную жизнь аула. Спешно угоняли скот на пастбища. Женщины наводили порядок в своих юртах, доставали из сундуков всевозможные наряды, особенно там, где были девицы на выданье. В душе каждый был согласен породниться с таким ученым и богатым человеком. Из всех юрт стали вытаскивать подкопченные котлы, наполнять их ключевой водой и разводить очаги. Срочно резали баранов и молодых жеребят. В своей суете аул напоминал большой муравейник…

Снаружи послышался шум и возгласы аульчан. В юрту Жунуса почти вбежал всадник-нукер Аблай и с поклоном на одном дыхании выпалил:

– Молодой батыр приехал, ага. – И, кланяясь, так же поспешно вышел.

Затем в юрту донесся своеобразный скрип тарантаса и ржанье осаженных взмыленных лошадей. Все сидящие гости как по команде быстро поднялись и, глянув на хозяина, с поклоном стали выходить. Поднялся и Жунус с легкостью осеннего листка, поднятого с земли порывами ветра, несмотря на свою грузность. У юрты белобородые аксакалы и родовая знать расступились перед вышедшим хозяином рода, за спиной которого были непрестанно слышны возгласы:

– У урусов учился!

– Все науки постиг!

– Большой человек!

– Батыр!

Женщины толпились в стороне, у ближайших юрт, жадно всматриваясь в приезжего гостя. Тулеген сошел с пролетки, на которую ловко бросил снятую с плеч дорожную накидку, и сделал приветственный поклон, глянув в сторону женщин. Одна из них быстро выбежала ему навстречу и замерла на полпути, не переставая с умилительной трогательностью не отрываясь смотреть на него. Тулеген, почувствовав ее взгляд, повернулся в ее сторону. Она стояла на месте, не решаясь первой броситься к нему, – уж слишком смущал непривычный для казахов наряд.