Остановилась и с улыбкой заметила:

– А ты кто, чтобы имела право говорить мне что-либо по этому поводу?

Мария лениво поднялась и засмеялась, подергивая плечами, отчего ее грудь в полупрозрачной тряпке немного припустилась, оголяясь почти полностью. М-да, ужасно неприятно.

– Я – та, кто может управлять твоим отцом, – нагло заявила она.

– Это меня никак не интересует.

– Вот и глупая! Советую не переходить мне дорогу, а делать все, как от тебя требуют, – пьяно выдавила она, подергиваясь на месте.

– Тебя забыла спросить, – с пренебрежением ответила ей, удивляясь, как она еще стоит.

– Была бы дальновидней, возможно мы бы стали подругами, и я помогала тебе в некоторых вопросах. А так…

Взбесило. Даже не сказать, как. Эта подлая медсестра залезла в постель к отцу, вместо того, чтобы ухаживать за моей матерью, и еще смеет говорить о своем добром отношении ко мне? Не нуждаюсь!

Прищурилась и процедила, насколько смогла, ядовито, изображая свою однокурсницу Ирину Соловьеву:

– Ну что ты?! Я в подачках прислуги не нуждаюсь!

Даже не поняла, как резкая боль обожгла щеку. Да кто она такая? А потом, что еще больше поразило меня саму, развернулась и влепила пощечину ей в ответ. Да так мощно, что она завалилась на пол, раскидывая в стороны свои туфли на высоченных каблуках.

– Сука! – взревела она. – Да я… да я… все расскажу твоему отцу и он…

– Будет сидеть в тюрьме, если попытается поднять на меня руку. А ты будешь носить ему сухари в обычных кроссовках и спортивном костюме, а не в платьях от известного модельера под цвет элитной обуви.

Мария прошипела что-то про себя, а потом встала и кривой походкой, спотыкаясь, побрела в гостиную. Не дойдя, повернулась и ехидно заметила:

– Ничего, мы потерпим. А вот ты попляшешь через две недели. Вигорские, что отец, что сынок, мерзкие извращенцы и думаю, такую смазливую мордочку не оставят без внимания.

Окинула ее оценивающим взглядом, пряча страх от правдивости ее слов, и с натянутой улыбкой произнесла:

– Тебе-то виднее, раз знаешь такие подробности. А пока, ты права, у меня две недели, и я постараюсь их провести шикарно для себя и проблематично для вас, богатые паразиты-родственники.

– Да… я…

– Дверь прямо, если добавка не нужна! – громко процедила.

Молча смотрела на меня, а потом прошипела:

– Не хочу просто связываться с тобой, а то бы…

– Платочек и сухари?! – любезно помогла я ей.

В ответ раздалось хмыканье, и моя мачеха побрела вперед, наверное, спать, чтобы к вечеру быть на ногах и в добром здравии для «любимого» мужа.

Немного постояла, смотря ей в след, а потом побежала к Ольге Петровне, изумительной поварихе нашего дома. Старая добрая женщина всегда оставляет мне что-нибудь вкусненькое, угощая, естественно после того, как я съем суп и второе, хотя бы в маленьких порциях. Поэтому поскорее к ней, а потом звонок в больницу и поездка в парк.

Стою на остановке и чувствую себя разбитой. Не помню даже, как добралась сюда. Телефон забыла дома, когда кинула его… не помню куда.

Как я могла? Да после разговора со всеми врачами в маминой английской больнице, с которыми смогла пообщаться, почувствовала себя неврастеничкой и психованной дурой. С матерью не дали поговорить, заявив, что ей стало хуже, но они делают все, чтобы стабилизировать ее состояние. Я принялась названивать на все телефоны, требуя главного врача, который как оказалось, с сегодняшнего дня был в отпуске и мне ничего определенного не удосужились сообщить, только повторяли, что они все понимают, но не имеют права консультировать по данным вопросам. В общем, мои попытки ни к чему не привели. Единственное, проинформировали, что на днях главврач сам позвонит мне и все объяснит.