– Николь уже уехала, что ли? – прозвучал девичий голос вроде и рядом и в то же время далеко. Либо он совсем поехал с катушек.

Мэй появилась на улице слишком не вовремя для него и слишком вовремя для себя. У Нэйтена начало плыть перед глазами. Смотрел на девушку, но видел только Николь перед собой. Сошёл с ума? Зависим? Она наркотик, на чью иглу подсел. Он не понимал и не контролировал действий, и когда схватил девушку за руку, уводя за собой, в голове только: «Ненавижу тебя».

Хотелось сдохнуть…

Кабинка туалета захлопнулась, тело Мэй прижалось к грязной стене, а его руки нагло подняли платье вверх, пока язык проскальзывал по женской шее:

– Нэйтен, а вдруг кто зайдёт?

Женские губы тут же накрылись, и из-под мужской ладони видны только большие растерянные глаза.

– Заткнись, – прорычал он на неё, резко срывая кружевные трусики. Мешали, как же её голос раздражал.

Прозвучал звук расстегнувшейся бляшки ремня.

Она же хотела раздвинуть ноги перед Нэйтен Картер? Получай, деточка, сполна…

Разум проснулся раньше, чем тело. Голова налилась свинцом, приковывая голову к подушке, а по вискам долбили дятлы своими острыми клювиками. Безостановочно и монотонно. Тошно. Глаза медленно открылись, и сразу же Нэйтен пожалел об этом, когда солнечный свет ударил в самые зрачки, выжигая в них дыру, пробиваясь в самую глубь, а и без того боль расколола черепушку. Он болезненно застонал. Осушенный язык скользнул по такому же сухому ребристому нёбу, а затем по потрескавшимся губам. Воды, такой спасительной, целебной, чтобы избавила от мучений выветривающегося алкоголя.

Он услышал только звук открывающейся двери и неспешных шагов и сделал ещё одну вынужденную попытку открыть глаза. Чуть привыкнув к яркому свету, зажмурился, но вгляделся, подмечая фигуру Маркуса на пороге комнаты.

– Проснулся? – он направился к пьянице.

– Угу, – Нэйтен вымученно замычал, на слова не хватило ни сил, ни слюны во рту. Там полнейшая засуха. Но когда бутылка минералки опустилась на тумбу рядом с кроватью, он боготворил друга и даже приподнялся, опираясь на локоть, открывая бутылку, жадно прикладываясь к горлышку, едва не постанывая от игристой влаги и того наслаждения, что она принесла, ощущая потрескивания пузырьков на уже влажном языке.

Край кровати промялся под пятой точкой Марка. Нэйт ощутил его внимательный взгляд, но сейчас его поглотило желание осушить бутылку до последней капли, осушить её стенки и дно. Живительная влага наполнила прохладой, запустился механизм внутренностей, позволяя заново ощущать конечности.

– Ты святой, – не сдержался Нэт, прохрипел пока не пришедшим в норму горлом, отставляя пустую бутылку в сторону.

Маркус посмеялся. Сколько раз он её слышал после таких загулов друга? Три, семь, пятьдесят? Не важно. Но то, с каким тоном она произнесена, каждый раз вызывала одну и ту же реакцию:

– А ты придурок.

– В последнее время мне об этом сообщают все, кому не лень, – откинулся Нэйт на кровать, удобно подкладывая подушку под голову, и осмотрел комнату. Светлая, чистая… почти. Знакомые стены, но не его обитель. Значит, Маркус притащил его пьяную тушку к себе. Что же, неплохо. Уже не привыкать. Частенько грешен в том, что друг оставлял его у себя, не брезгуя, что кишки могли не справиться, выворачивая внутреннее содержимое наружу – привык. Ещё немного бы сообразить, склеить моменты вчерашнего. То, что он напился – это ясно, но необходимо больше деталей. Единственный образ, который до сих пор стоял прямо перед глазами, чёртова Николь со своей сексуальностью. То, как она прижималась к Марку и её слова «ненавижу». Снова отвратительно, и душа вывернулась наизнанку. Точно блеванёт, если глубже уйдёт в воспоминания. Пока он проглотит это. Пускай подождёт до лучшего момента в сознании.