Двенадцать, тринадцать, четырнадцать.

На смену панике пришла злость. Холодная, беспощадная. За то, что они заставляют нас убивать друг друга. Против воли и желания.

Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Я. Готова. Вас. Всех. Убить.

Астафья остановилась перед высокой узкой дверью, которая тут же открылась.

Магиня подала Мире знак заходить.

Они оказались в овальной комнате с каменными стенами, полом и потолком — сырыми и потемневшими от времени. Справа журчал невидимый ручеёк. По кругу, словно лепестки цветка, стояли несколько каменных столов с углублениями для голов и рук. В центре стояла круглая ванна, наполненная чёрной водой. На её бортике, словно застывшие капли, лежали каменные зеленоватые шары размером с кулак.

Вдоль стен стояли люди в такой же одежде, как Астафья. Они не двигались, будто тоже окаменели. Ни Алексы, ни Даяны в комнате не было.

Чувствуя, как в горле бешено колотится сердце, Мира вдруг вспомнила, что бывала в этой комнате прежде, только людей вдоль стен тогда не было. В памяти всплыло название: зал для кукрения. Мокрозява клали на стол, надрезали правую ладонь и опускали в воду, которая циркулировала по кругу. Смешиваясь с кровью, она сбегала в ванную, а оттуда попадала в резервуары для хранения воды. Так мёртвая вода становилась живой.

— А... где зрители? — спросила Мира у единственного знакомого здесь человека, Астафьи. В тишине залы голос прозвучал слишком громко, звонко и одиноко.

— В другой зале, — бесстрастно ответила женщина.

— Как они нас... видят?

Астафья указала на стены справа и слава от неё. Мира заметила, что камни из которых они сложены исчезли, и на их месте клубится плотный серый дым. Получается, всё, что произойдёт с ней и Алексой во время кукрения, будет проецироваться на стены, как на огромные экраны. А зрители где-то там будут жрать попкорн, потягивать пивасик и «культурно» отдыхать.

В груди зажглось от бешенства. Она впилась глазами в стену справа, представляя, что за ней сидят, те, кто был на собрании: старик, Окато с лукавым взглядом и наглый, придурковатый парень. Эх! Если бы только быть уверенной, что они на самом деле там! Мира непременно сказала бы им что-нибудь, чтобы подпортить настроение. А что? Ей терять нечего. Может, она доживает последние минуты в этом проклятом мире. Так почему бы не пошуметь напоследок? Но разговаривать со стеной, за которой, возможно, никого нет — бессмысленно.

Дверь открылась, и в залу затолкнули Алексу. Следом вошли несколько стражей. На противнице был такой же костюм, как на Мире. Алекса обвела безумным взглядом комнату, рванула назад, точно напуганное животное, но стражи перекрыли дверь и оттолкнули её на середину.

— На стол, — приказал один из стражей.

— Не хочу! Выпустите меня! — жалобно вскрикнула Алекса.

— Взять её, — приказал страж остальным.

Они стали обходить Алексу и теснить в угол.

Тотчас же Мире показалось, что сквозь клубящихся на стенах дым проступили очертания стоящих полукругом столов и сидящих за ними людей. Она даже различила отдельные фигуры. Они смеялись и переговаривались, склонив друг к другу головы. Мира не слышала их голосов.

Она попыталась подать знак Алексе: перестань! Они потешаются над нами! Держись, не будь смешной. Но противница скользнула по ней взглядом, не узнав. Мира чувствовала её страх — он полностью завладел Алексой, превратив в мечущегося по залу зверька. Противница вновь попыталась прорваться к двери, но один из стражей остановил её, взяв в кольцо рук. Девушка зарычала, ударила его локтем, чудом вырвалась, перепрыгнула через стол для кукрения, рассчитывая оказаться на другой половине зала. Это вызвало у зрителей новый взрыв смеха. Парень, что был на собрании, тыкал пальцем в сторону Алексы и что-то кричал, так что еда сыпалась у него изо рта.