– С наставником, который меня ничему не учил и учить не собирается? – уточнил я полушутливо.

– Совершенно верно! – монах важно кивнул. – Только так и можно научить. Отправляйся теперь за веником и совком, а то еще порежешься…


Мы сходили поесть в одну из кафешек по соседству, а когда вернулись, брат Пон заявил:

– Сейчас ты будешь заново учиться медитации на объекте. Располагайся.

Он облюбовал все тот же диван, ну а мне пришлось устроиться на полу, на толстом ковре.

– Раньше ты упражнялся с деревом, теперь же вместо него будет человек, – продолжил монах.

– Человек? – удивился я. – Какой?

– Ни в коем случае не бери моделью кого-нибудь из знакомых и тем более не сосредотачивайся на известных личностях… Наилучший вариант – отталкиваться от качеств, противоположных тем, что есть в твоей собственной персоне… Ну, пол мы, пожалуй, оставим… Глаза у тебя темные, пусть у него будут голубые, волосы у тебя русые, пусть у него иссиня-черные, и так далее… Понял?

Я кивнул и принялся за дело.

Сознание, привыкшее к тому, что медитация идет определенным образом, поначалу упорно подсовывало мне образ дерева, знакомого до последнего листочка и трещины в коре.

На то, чтобы отодвинуть его в сторону, мне понадобился не один час.

А затем я попытался воткнуть на место объекта созерцания некое человеческое существо… Проблема в том, что дерево я некогда взял из реальности и долго разглядывал перед тем, как восстановить мысленно, а тут все предстояло конструировать с нуля, исключительно силой фантазии.

От усилий я даже взопрел, хотя солнце давно зашло, и у меня в апартаментах было вовсе не жарко.

Возник образ, сначала размытый, затем все более и более четкий: жилистый носатый тип с маленькими ушами, облаченный в рубаху цвета хаки с закатанными рукавами, джинсы и полувоенные ботинки, с рыжими усишками и того же цвета бородкой, но совершенно лысый.

Я держал его в сознании, разглядывая, добавляя детали – морщинка над переносицей, правый глаз чуть больше левого, губы пухлые, выпяченные, да еще и волоски на костяшках пальцев.

В один момент человек этот задвигался, недовольно мотнул башкой, и в следующий миг я потерял концентрацию.

– Достаточно, – сказал брат Пон, и я заморгал, возвращаясь к реальности.

Судя по ломоте в спине, просидел я неподвижно не один час, да и за окнами уже начало светать. Я зевнул, с удивлением отметив, что, по большому счету, не особенно хочу спать, а вместо ожидаемой вялости ощущаю прилив бодрости.

– Теперь ты должен поддерживать его, вкладывать силы и энергию в этот образ, – настойчиво проговорил монах. – Необходимо его оживить, понять, как он говорит, двигается, какие у него любимые словечки, почему он с такой неприязнью относится к неграм.

Я нахмурился, пытаясь сообразить, к чему эта деталь.

Но времени на размышления не оказалось, поскольку брат Пон безо всякого перехода заявил:

– Но заниматься будешь уже в другом месте… Сегодня ты должен съехать отсюда.

В ушах у меня зашумело, в горле пересохло, изо рта вырвалось судорожное:

– К-как? Почему? Мы все же уезжаем?

– Нет, Паттайю ты в ближайшее время не покинешь, но жить тут не будешь.

– Но как?! Я не могу! У меня же это… здесь…

Человек задвигался, недовольно мотнул башкой, и я вмиг потерял концентрацию.

Я мог сказать, что заплатил за два месяца вперед да еще внес депозит, что в кондо быстрый и стабильный Интернет, нужный мне для работы, а в Таиланде это вообще редкость, что район Пратамнак мне нравится, что он всем удобен и что я к нему привык…

– Но как же друзья, знакомые? – пролепетал я, понимая, что для брата Пона эти аргументы не будут иметь никакого значения.