В Москве я жил с матерью в маленькой однокомнатной квартире. Хотя было время, когда мы жили у отца в его двухкомнатной квартире. Но потом мама нашла у него в шкафу фотографии, где отец был вместе с другой женщиной. Её волосы были окрашены в красный цвет и, как мы узнали позже, её звали Марина…

Мои родители тогда сильно поругались, и мы с мамой больше никогда не приезжали гостить к отцу.

В семь лет я пошёл учиться в школу №376, которая находится рядом с моим домом на Халтуринской улице. Я сидел за первой партой перед молодой красивой учительницей, которая однажды вдруг сказала мне спуститься с облаков, а затем: «Проснись и пой!» – мечтал ли я тогда на уроке? Мой сосед по парте был Б.

В первом классе всё было нормально – ну или я так считал. Единственное, что я помню, так это то, как каждый раз, когда я бодро отвечал у доски перед всем классом, один парень, сидящий за партой в задних рядах, всегда явно высовывал голову, чтобы смотреть на меня. И я думал – почему?

На летних каникулах того года я получил свой ответ. Лет в шесть родители привели меня к врачу, который занимался изучением и лечением заикания. Мне выписали какие-то лекарства, которые нужно было пить с водой медленными глотками. В моих глазах на тот момент это всё не казалось чем-то негативным. Посещения врача, приём лекарств – это был просто очередной новый опыт в моей детской жизни. И вот в те летние каникулы я наконец окончательно понял, что сулило мне заикание.

А и В постоянно дразнили меня из-за моей речи. Они дали мне кличку, и я долго не мог понять её связь со мной. Выглядел ли я как-то необычно? Вроде бы нет – многие люди называли меня красивым в мои детские и юношеские годы. Они не отвечали мне на мой вопрос – «Да причём тут я?», и ответ я получил лишь через многие годы…

Примерно в те же ранние годы я начал иногда фантазировать перед сном. Я точно помню, как однажды я фантазировал про смерть. Действие фантазии происходило в деревне, и, я думаю, та фантазия возникла из-за того, что я подсознательно понимал, что моя жизнь начинает идти не тем путём, каким я бы хотел, чтобы она шла. Безусловно, мне, как и многим другим, не хотелось быть объектом насмешек, даже несмотря на то, что лишь несколько людей проецировало этот негатив на меня.

Тем временем пришла пора второго класса. У нас сменился классный руководитель. Молодая женщина ушла, и теперь у нас была довольно строгая женщина в годах.

Если в первом классе я активно и бодро отвечал на уроках, то тут я уже полностью понимал, что я отличаюсь от всех остальных людей из-за моей запинающейся речи. Мне было некомфортно. Если бы меня попросили зарисовать время, проведённое до второго класса, то я бы использовал яркие светлые цвета, например жёлтый, но вот второй класс является первым годом, когда эти цвета перешли в серые выцветшие оттенки. Ещё сменилась парта, за которой я сидел. Светлое место у окна сменилось более тёмным за второй партой у самой стены.

Я точно помню момент, когда наша учительница спросила меня прочитать вслух текст в книге. Я уже полностью осознавал, что я читал с постоянными речевыми запинками. Мой язык отказывался слушаться меня, и я не мог ничего поделать с этим – как бы я ни старался. Всё то время, что я читал, я пальцем придерживал лист книги, дабы она не закрывалась, и когда моё мучение пришло к концу, я убрал палец со страницы, чтобы обнаружить на его месте явно выраженное мокрое пятно от пота.

Я начал бояться говорить. Каждый раз, когда учитель в школе собирался вызывать кого-то для ответа на вопрос, у меня начинало быстро колотиться сердце. Пульс тут же успокаивался если был вызван кто-то ещё.