– Так, товарищи! Успокоились! – сказал мой отец, когда всё было готово к собранию. – Сегодня на повестке нашего первого собрания один вопрос. Наши дети, которые создают нам проблемы.

– Всё! Будут публично пороть. – сказал мне на ухо Генка. – Всю ночь дома простоял в углу.

– Надеюсь, что пороть их не будем? – сказал отец Генки, словно услышал беспокойство сына.

– Слово представляем Василию Степановичу. – подтолкнул мой отец, Генкиного отца. – Он нам расскажет, как поступать с нашими детьми в дальнейшем.

– Василий Степанович! Вас слушаем! Напросился! – бурча под нос, сказал оратор, вставая из-за стола к трибуне. – В первую очередь нам надо отпустить виновников из собрания. Они наказаны нами публичной стрижкой волос.

Василий Степанович не успел договорить свою речь в наш адрес, как мы рванул словно по приказу в наш дом и разместились по двум большим комнатам.

Девчонки уже были в своей комнате, а мы зашли в свою комнату и плотно закрыли за собой дверь, чтобы никто с улицы не подслушал нашу беседу о событиях прошлого дня, который навсегда застрял в нашей памяти.

Вообще-то говорить нам было нечего. Никто из нас не раскололся насчёт похода через туннель от развалин старого хутора Ивлевых до берега Сунжи.

Нам было интересно знать, что решат на общем собрании о нашем воспитанно. Поэтому все заткнулись. Открыли форточки на окнах и двери в своей комнате. Девчонкам приказали замолчать. Мы стали слушать собрание.

– Наше поселение на левом берегу Белки, как бы оторвано от города. – громко говорил другой выступающий. – У нас нет ни городского, ни поселкового. У нас даже почта полевая через воинскую часть, которая охраняла беженцев из Европы. Сейчас беженцы уехали к себе домой. Воинскую часть перевели в другое место.

На месте землянок, оставшихся у нас от беженцев, собираются, что-то строить. Никто ни знает, что будут строить и когда.

На развалинах старого хутора Ивлевых уже сто лет ничего строят. Так будет с землянками, оставшимися от беженцев.

– Петрович дело говорит! – выступил кто-то из собрания. – Нас за городских и за сельских не считают. Рядом с нами нет почты, школы, детского садика, аптеки, даже милиции нет. Если что-то случится, то бабам придётся с вилами семью защищать, а наши мужики возьмутся за ружья.

– Нам надо обратиться с жалобой в Исполком и в Горком партии. – выступила с предложением какая-то женщина. – Если надо, то и в ООН пожалуемся. Почему беженцам помогли, а нам нет?!

– На жалобы уйдут годы, а детский садик нам нужен сейчас. – сказала моя мама, голос её мог отличить из орущей толпы. – Бомбоубежище у нашего дома отстроили за месяц. Нам что? Слабо?! Самим построить садик нашим детям!

Место под детский садик имеется прямо через дорогу от нашего двора. Бесхозного стройматериала вокруг нашего поселения столько много, что хватит на строительство целого посёлка. С техникой обратимся за помощью в Горисполком.

– Мария Кузьминична дело говорит. – поддержал мою маму Василий Степанович. – Сейчас выберем комитет по строительству детского садика в неурочное время. С понедельника обратимся в Горисполком, чтобы нам помогли техникой и строительной бригадой.

От денег на стройматериалы не откажемся. Придётся по кругу от семьи собрать денег на мелкие расходы. Собрание закончилось к обеду. В комитет вошли десять человек.

В том числе туда вошли Василий Степанович, Сергей Иванович-мой отец, Мария Кузьминична-моя мама, а также Семён Петрович, который придумал устроить общее собрание.

Моему отцу поручили обратиться за помощью в Горисполком и в военкомат. Моей маме доверили кассу сбора денег на расходы. После собрания решили в нашем дворе устроить общий обед, чтобы закрепить общее решение.