Мой ум был ясным и сосредоточенным на устройстве, и это, казалось, вызвало ответное требование взаимодействия. Портал открылся мне, и я легко слился с его тонкими протоколами. Впереди поплыли светящиеся символы, и я ощущал мощные реакции, точно настроенные на малейшее прикосновение воли. Был момент, когда на меня нахлынуло знакомое ощущение дезориентации, когда я бы мог отступить. Чувствовалось, что это будет немалый скачок в пространстве и времени, но я вцепился за образ Алекс и испытывал безрассудную непринуждённость. Это было почти предопределено, и огромная сила, казалось, толкала меня в неизвестность.

Повсюду потрескивала энергия, и твердые очертания задрожали. Мир заколыхался, как вязкий океан, и во внезапном приливе решимости я нырнул под его поверхность. Твёрдая реальность исчезла, и я помчался в призрачные, даже иллюзорные миры. Мельком увидел лабиринт направлений: золотые туннели света, пронизанные ослепительными радужными оттенками. Вокруг текли необычайные энергии, и всё же, я двигался сквозь вневременное настоящее, словно застывшее в янтаре, каким-то образом подвешенное в ревущей тишине. Всё закончилось, как только логическое постижение начало принимать сознательную форму. Сквозь дымку золотых искр снова появилась твердая земля, и я обнаружил, что, пошатываясь, иду по высокой траве, в мире, далеком от моей лондонской ночлежки.

Я прошёл через удивительные энергетические сферы, но у меня не было настоящего чувства направления: не имелось большей картины всего этого. Я медленно огляделся, странно спокойный, несмотря на колотящееся сердце. Был рассвет, либо сумерки: по тёмному горизонту размазался слабый красный отблеск солнечного света. Удивительно, что не было уверенности ни во времени, ни в том, Восток это или Запад. Я понятия не имел, где нахожусь, ощущая себя далеко от дома, но всё же, странно равнодушным к нему. Сюрреалистическое чувство отрешенности подняло мне настроение.

Тёмные, быстро плывущие облака периодически скрывали светящуюся полную луну и россыпь звезд. Здесь было теплее, чем в Лондоне, и в воздухе ощущалась влажность. На фоне неба четко вырисовывались редкие заросли деревьев. В нос ударил землистый запах свежевспаханной почвы и едкого навоза, и повсюду повисло надвигающееся безмолвие. Не было ни ярких огней, ни отдалённых звуков, ни оживлённой цивилизации, однако, всё казалось наполненным жизнью, пропитанной богатой, неподвижной тишиной.

Луна всё ярче пробивалась сквозь облака, её серебристое свечение было зловеще насыщенным на этом спокойном пейзаже. Я стоял на травянистом пригорке, возвышавшемся над широким вспаханным полем. Борозды пересекали пологий склон, который спускался к далекой группе зданий. Похоже, это была какая-то ферма, и мне показалось, что в нескольких окнах различается тусклый свет.

Видимо, напрашивался только один курс: спуститься к зданиям и постучать в чью-то дверь. Я заставил себя идти вперёд, двигаясь по периметру поля вдоль грубой деревянной изгороди, идущей примерно туда, куда мне хотелось попасть. Я всё больше убеждался в том, что уже вечер. Стало определённо темнее, когда я очутился среди чёрных силуэтов амбаров и среди звуков и запахов скота. С большой осторожностью прошёл мимо наполовину скрытых во мраке таинственных сельскохозяйственных приспособлений. Затем, обнаружив то, что, казалось, было задней частью основного фермерского дома, я начал кружить вокруг в поисках главного входа.

Я не удержался и заглянул в одно из освещённых окон. За аккуратными кружевными занавесками горела странным, мощным сиянием совсем не электрическая настольная лампа. Её пламя слегка дрожало, отбрасывая яркий свет на скудно обставленную комнату. Всё было сделано из дерева, контуры резко контрастировали в свете и тени. Конструкции были простыми, но имелись и декоративные элементы. Я глазел на всё в молчаливом восхищении, зная, что смотрю в мир, очень отличающийся от моего.