– Что-то случилось?

– Нет, просто первый зам премьера летит в Италию, – Замковская вдруг совершенно отчетливо увидела, как муж привычным движением дергает себя за мочку уха, этот жест свидетельствовал о том, что он считает себя виноватым, – я – в группе сопровождения, а поскольку встреча протокольная, положено быть с женами.

– Это не просто, Тим. – Она покачала головой и погладила Сереньку по голове, хорошее настроение не проходило. – У нас тут только-только с места сдвинулось…

– Выбора нет, Иркин… И потом, лечение прерывать не обязательно – оставьте пару бойцов для охраны и Надин. Или ты ей совсем не доверяешь?

Ирина уже вышла из машины и поискала глазами «тетю́». Та, по счастью, была далеко:

– Знаешь, здесь, похоже, столкнулись две школы, как у Свифта.

– И с какого конца, по-твоему, надо разбивать яйца?

– Я, похоже, становлюсь поклонницей местной традиции, – засмеялась Ирина и добавила вполголоса, – придумай, Тимчик, пожалуйста, что-нибудь, чтобы я ее вывезла отсюда и она осталась в Москве.

– Постараюсь. Может, устроить ее к дочке Айзенбургов? Знаешь анекдот про новых русских и слона?

– Нет.

– Ну, когда один говорит другому, что у него есть слон офигенный, сам на горшок ходит, газету из ящика приносит и воров ловит. Тот говорит: «Продай». «Да нет, – отвечает первый, – не хочу». «Пятьсот тысяч», – говорит второй. «Даже и не думай», – это говорит первый. Короче, дожал один другого, купил слона за лимон. А через день звонит и в голос орет: «Ты что мне продал? Он мне все комнаты загадил, мебель антикварную вдребезги разнес, теща в ванной второй день дрожит и выходить отказывается». А первый говорит: «Ну, с таким настроением ты от него никогда не избавишься».

– Смешно. – Ирина все еще стояла на лестнице у входа, Гриша, как всегда, рядом. – Но Айзенбургов все-таки жаль. Они, конечно, очень противные, особенно она, но не до такой же степени… Да и Машенька не виновата, что у нее родители – такие зануды.

– Ладно, что-нибудь придумаю.

Замковская зашла к Сереньке в номер, поцеловала спящего сына. Он лежал в привычной позе, сжимая вечного зайца, но ей показалось, что что-то все-таки изменилось, может, поза, или дыхание, или… Она знала, что обманывает себя, но не стала приводить себя в чувство, а отдалась ему.

Все так же почти блаженно улыбаясь, Ирина отмахнулась от Надин, которая рванулась к ней, доказывая что-то, вернулась к себе в люкс и забралась с ногами в кресло – чем бы заняться?

Она включила телевизор. Показывали местную программу: маленький кругленький человек, с заплывшими от жира глазами, рассказывал историю о том, как его после автокатастрофы выходили монахини Козмодамиановского монастыря. Монастырь, в котором в советское время располагались служебные помещения близлежащего санатория, виднелся за его спиной.

– Все помещения санатория «Солнечный», – распинался маленький и толстенький, – мы, мэрия, единогласно решили передать монастырю, как незаконно построенные на его землях…

Пожилая монахиня с большим крестом на груди стояла тут же, глядя в землю.

На других каналах ничего интересного тоже не оказалось. Замковская поначалу обрадовалась, увидев и услышав ведущих «Серебряной калоши», но быстро поняла, что этот выпуск – старый, позапрошлогодний, и она смотрела его уже два или три раза. Даже вновь увидеть себя с Тимофеем в зале среди зрителей не хотелось.

Она оставила телевизор, приглушив звук, просто как фон, взяла стопку журналов, лениво пролистала. Потом сообразила, что уже делала это вчера. Книги, которые прислал Тимофей, тоже читать не хотелось. Ирина подошла к минибару, налила себе холодного шампанского.