Звезда небесная дрожала
То, потухая, то горя.
Казалось, радость беспредельна
На очарованной земле…
Ещё Чернобыльская Скверна
До срока мечется в котле.
Иронические стихи при бессоннице
Как один и тот же клавиш
Бестолково бьёшь и бьёшь,
Ты зачем, собака, лаешь?
Спать народу не даёшь!
Иль житьё тебе не мило?
Иль хозяйский харч – не мёд?
Ночь бугор перевалила,
Скоро солнышко взойдёт.
Не буди народ, собака!
Затвори кусачий рот.
За стеной малыш заплакал,
Он ведь тоже есть – народ.
Он губами ищет матерь,
Сорок зорь, как от родин.
А народ – страны держатель,
Не слуга, а господин.
Бьётся лай в проём оконный.
В темноте не разглядеть.
После ночи той бессонной,
Как державою владеть?
Не попутать бы, однако
С явью сон, а с далью близь…
Прикуси язык, собака.
Или костью подавись!
Исповедь хлебороба
Нет, я ничьей не завидовал доле,
Не вылезая из горькой нужды.
Дождик пройдёт и насытится поле.
Хлебному полю слова не нужны.
В клетке грудной беспокойно и тесно.
Сердцу больному кричу: «Отпусти!»
Гляну налево – скорбное место.
Гляну направо – безлюдный пустырь.
Всё б ничего, коль не старые раны,
Долгие ночи, осенняя мгла…
Сын легковесный ушёл за туманом
И обломил молодые крыла.
Старые кости не знают покоя.
Жизнь не отпустит – земля не возьмёт.
Дождик пройдёт и насытится поле.
Поле насытится – колос взойдёт.
Спасибо, милая…
н.
Спасибо, милая, что ты на свете есть.
Хорош сентябрь, да только не зацвесть
Ни бабочке, ни вербе, ни траве…
Лишь паутинки тают в синеве,
Где безрассудной девочкой любим,
Я возносился ветреный, как дым.
Наверное, и я был молодым?..
Венок податливый, татарник в чистом поле,
Мне сладко знать, что я в твоей неволе,
Как маятник в разбуженных часах,
Как поцелуй на скомканных устах,
Как одинокий месяц в небесах.
А ты во мне, любимая, во мне!
Как солнца луч, расколотый в волне.
И свет игрив на той волне случайной,
Как норов твой, весёлый и печальный.
…Вот миг один, – и нет слезы капризней.
О, Господи! Как жжется пламень жизни!
Когда уйду… Когда закрою двери,
Ты не спеши. Я должен быть уверен,
Что над моей закатною звездою
Стоит любовь, хранимая тобою.
Боль
Заживёт не скоро рана.
Рот ладонями зажат.
Две звезды в оконной раме
Неприкаянно дрожат.
Ничего не вижу,
только
Небо низкое у лба.
Будет узел там, где тонко…
Продержись ещё судьба!
Две звезды стоят мигучих, —
Две слезы моих горючих,
Две текучих…
Был вечер, сиреневый дым…
Ну, разве ты всё позабыла?..
Был вечер. Сиреневый дым.
По улицам стая бродила
Весёлых и молодых
Не шло ещё время на убыль.
Любовь, как и совесть, чиста.
Хмельные и крепкие губы
Твои целовали уста.
С тобою нет, женщина, сладу!
Ладони слезой не пои.
Прислушайся: в зарослях сада
Всё так же поют соловьи.
В исходе дня не угадаешь ночи
В исходе дня не угадаешь ночи,
Но резче тени и слабее зной…
И мы не так уж молоды с тобой,
Но знать о том душа ещё не хочет.
Ещё душа не хочет примириться,
Что смолкнут птицы в голосе твоём,
И нашей жизни светлый окоём
Лучом прощальным тихо озариться.
Осенний вечер выстудит жильё,
И свет задует в маленьком оконце…
Пляши и смейся. Празднуй бытиё.
Ещё не ночь. Ещё не село солнце.
В гостях
Всё дело в щах, салате и гарнире…
И я – в гостях. Ни сват тебе, ни брат.
Лохматый пёс, зубастый пёс-громила
Сидит в углу на страже серебра
Снаружи дождь. Снаружи ветер зябкий
Здесь – благодать! И мне не устоять.
И стол хорош. И молода хозяйка.
И на губах морозец хрусталя.
Диск радиолы бесконечно вертится.
В цветах ковёр персидский на стене.
Не говори о ревности и верности.
Уж очень здесь слова не по цене.
Трубит бесёнок в золотые трубы,
Что, мол, пришёл ты не беседы для…
Да только пёс оскаливает зубы
И, не мигая, смотрит на меня.
Дай воды колодезной напиться