Вскоре щенку принесли еду. Понимая, что её поймают и опять посадят на цепь, Найда выскочила из будки и стояла поодаль. Сколько её ни звали, чем только ни приманивали – всё было бесполезно. Собака упорно отбегала подальше от будки. Лишь когда все ушли, она доела за щенком остатки еды и залезла с ним в конуру. Северок безмятежно спал, а мать прислушивалась, готовая в случае опасности выскочить и занять свою позицию. Страшнее всего было то, что её могут отправить домой без щенка.

Так продолжалось два дня. Найда пыталась освободить своё дитя, но ничего не могла сделать. Цепь оказалась крепкой и была надёжно прикреплена к стене сарая, возле которого стояла будка. В отчаянии собака несколько раз в день прибегала на берег реки и протяжно выла, повернувшись в сторону дома. Она как будто звала своего хозяина на помощь.

А Иван тем временем лежал в постели и лечил свой застарелый радикулит. Надо же, как некстати прихватило! На третий день, почувствовав облегчение, он решил поехать за собакой. Алевтина, провожая мужа, сказала:

– Если щенка ещё не отдали, вези домой обоих. Нет сил смотреть, как собака мается.

Муж согласно кивнул. Он уже принял для себя такое решение и даже бросил в сани снегохода старую шубу, чтобы укутать щенка. Чувство вины за то, что тогда не забрал домой обеих собак, давило на него. Он и думать не хотел о том, что будет, если щенка уже отдали новому хозяину.

Родственник, увидев Ивана, обрадовался:

– Ну, слава богу, приехал. Мы уж тут все испереживались. А главное дело, поняли, что нельзя разлучать Найду со щенком. Вот ведь как всё в природе устроено: и собака любит своё дитя, оказывается, так же сильно, как женщина – ребёнка. Материнский инстинкт, понимаешь! Нам, мужикам, это неведомо. Что делать-то будешь?

– А что тут думать? Заберу обоих. Одна собака – хорошо, а две – лучше. Сразу нужно было так сделать. Вы уж тут извинитесь перед тем, кому обещали щенка. Объясните так, чтобы понял.

– Поймёт, куда денется!

Найда, заслышав шаги, встала настороже за несколько метров от будки. Увидев Ивана, она сначала рванулась к нему, но потом опомнилась. Страх за себя и щенка уже измотал её. С добром ли приехал хозяин? А тот, взяв щенка на руки, слегка потрепал его и сказал:

– Ну что, брат, поедем домой? – и направился к саням. Найда каким-то чутьём поняла, что ничего страшного уже не случится, и пошла за ними. Иван прикрыл щенка в санях тулупом и повернулся к собаке. То, что он увидел, поразило его до глубины души! Из глаз Найды катились слёзы. Как же должно было настрадаться это бедное существо, чтобы плакать, как человек! Иван, сглотнув комок в горле, почувствовал, что и на его глаза наворачиваются слёзы. Он присел, приласкал собаку:

– Ну, что, Найдёна, намаялась? Ты уж извини меня. Ничего, теперь всё будет хорошо, полезай в сани.

Он вытер и свои слёзы, и её. Собака уткнулась мордой в колени хозяина и тихонько заскулила. Иван молча гладил её холодный загривок. Найда в избытке чувств стала бить хвостом о плотный снег, тыкаясь мордой то в ладони, то в грудь. Иногда касалась мокрым носом щеки.

– Ну, будет, будет, – успокоил собаку Иван. Собака благодарно лизнула руки хозяина и улеглась рядом со щенком.

Алевтина, услышав шум снегохода, выбежала на крыльцо. Вконец истомившись в ожидании и увидев всё семейство в сборе, выдохнула:

– Вот и хорошо, вот и ладно, теперь все дома.

Ночная тайга была безмолвна. Лишь изредка раздавалось слабое потрескивание деревьев. Полная луна заливала окрестности ровным серебристым светом. Уже два дня снег подтаивал на солнце, но с вечера мороз набирал силу, и к утру на снегу образовывалась крепкая корка. Начались мартовские утренники – самое удобное время для охоты и людей, и хищников.