– …

– Да нет, погоди, я все понимаю – это твой дом, никто не спорит. Ты приглашаешь кого хочешь, оставляешь ночевать кого хочешь, можешь даже устраивать тут благотворительные ужины – не возбраняется! – но елки-палки… Нам ведь хорошо было вдвоем, разве нет?

– Ты полагаешь?

– Вот именно, полагаю! Согласен, у меня тот еще характер, у тебя – собственные тараканы в голове, и дурацкие мании, и неврозы, но в целом все шло неплохо… до сегодняшнего дня…

– А с чего ты взял, что что-то должно измениться?

– Ннну… Сразу видно – не знаешь ты баб… Эй, без обид, идет? Это ведь правда… Приведи куда-нибудь девчонку – и тут же получишь полный бардак, старик… Все сразу усложняется, начинается жуткое занудство, и вот ты уже готов своему корешу в горло вцепиться… Ты чего ухмыляешься, а?

– Да потому, что ты изъясняешься как… Как ковбой… Для меня открытие, что я – твой… кореш.

– Ладно, замнем для ясности. Но ты мог бы меня предупредить, только и всего.

– Я собирался.

– Когда?

– Да вот, за шоколадом, если бы ты дал мне возможность его приготовить…

– Извиняюсь… То есть нет, черт возьми, я же не могу сам себя извинять, ведь так?

– Совершенно верно.

– Уходишь на работу?

– Да.

– Я тоже. Пошли. Угощу тебя шоколадом внизу.

Уже во дворе Франк выложил свой последний козырь:

– Мы ведь даже не знаем, кто она такая… Ни откуда взялась…

– Я тебе покажу… Пойдем.

– Ццц… Даже не рассчитывай, что я потащусь пешком на восьмой этаж…

– Вот именно что потащишься. Я на тебя рассчитываю. Пойдем!

Впервые за все время их знакомства Филибер его о чем-то попросил. Он для порядка пробурчал себе под нос несколько ругательств и пошел вслед за ним по черной лестнице.

– Черт, как же здесь холодно!

– Это еще что… Увидишь, что будет под крышей…

Филибер снял замок и толкнул дверь.

Несколько секунд Франк молча стоял на пороге.

– Она здесь живет?

– Да.

– Уверен?

– Пошли, покажу тебе кое-что еще…

Он отвел его в другой конец коридора, ударил ногой в раздолбанную дверь и прокомментировал:

– Ее ванная… Внизу туалет, наверху – душ… Согласись – изобретательно…

По лестнице они спускались молча.

Франк снова обрел дар речи только после третьей чашки кофе:

– Ладно, только вот что… Объясни ей, как для меня важно высыпаться во второй половине дня…

– Обязательно скажу. Мы вместе скажем. Не думаю, что возникнут проблемы, потому что она тоже будет спать…

– С чего бы это?

– Она работает по ночам.

– Чем занимается?

– Убирается.

– Не понял…

– Она уборщица…

– Ты уверен?

– Зачем бы она стала меня обманывать?

– Да не знаю… Всякое случается… Может, она девушка по вызовам…

– Ну, в таком случае, у нее было бы побольше… Округлостей… Согласен?

– Ты прав… Эй, а ты не дурак, старик! – Франк с размаху шлепнул его по спине.

– О… о… Осторожно, ты… я… уронил круассан, и… и… идиот… Теперь он по… похож на старую медузу…

Франк не слушал – он читал заголовки в «Паризьен», которая лежала на стойке.

Они заговорили одновременно.

– Скажи-ка…

– Да?

– У нее нет семьи, у этой птички?

– Знаешь, – ответил Филибер, завязывая шарф, – это тот самый вопрос, который я никак не решался задать тебе…

Франк поднял на него глаза и улыбнулся.

Добравшись до своего рабочего места, он попросил помощника отлить ему бульона «на потом».

– Эй…

– Что?

– Проследи, чтобы был наваристый, ладно?

Камилла решила, что перестанет принимать ежевечернюю половинку таблетки лексомила, который прописал ей врач. Во-первых, она больше не могла выносить того полукоматозного состояния, в котором пребывала все последнее время, а во-вторых – не хотела допустить ни малейшего риска привыкания. Все свое детство она наблюдала за матерью, впадавшей в истерику при одной только мысли, что ей придется засыпать без снотворного, и это навсегда врезалось ей в память.