– Уже приехали? – Удивилась я, открывая глаза. – Ну, мамуль, ты просто метеор. Тебе бы в гонках участвовать. Зайдешь ко мне? У меня есть отличный чай!

– В эти катакомбы? – Мамуля брезгливо передернула плечиком. – Я же предупреждала, что ноги моей у тебя не будет, пока ты не переедешь в более приличный дом! А пока ты живешь здесь – милости прошу ко мне. Что ты будешь делать?

– Не знаю… – Я пожала плечами. – Вообще я хотела сегодня прогуляться…

– Надеюсь, ты не бродишь по ночам по вашему кошмарному лесопарку?! – С ужасом воскликнула мамочка.

– Именно там я и гуляю и именно по вечерам!

– С ума сошла! – Ни на шутку рассердилась мамуля. – Чтобы больше ноги твоей не было в этом чертовом лесу! И после девяти чтобы сидела дома!

– Мам, ты чего? – Даже немного испугалась я маминой вспышки гнева. – Ты не забыла сколько мне лет?

– В том-то и дело, что не забыла, а отлично помню! – Я совсем растерянно уставилась на свою родительницу.

– Ты что телевизор совсем не смотришь? Новости не слушаешь? – В свою очередь поразилась мамуля.

– Последние две недели я действительно ничего не слушала, не смотрела и даже не читала, – Призналась я. – Как-то все времени не было – такая отличная погодка – я гуляла!

– Все ясно. – Сухо сказала мамочка и достала из бардачка свернутую в рулон газету. – Возьми, и прочитай от корки до корки. Я тебе перезвоню через час, узнаю, как ты выполнила мое задание.

Я взяла газетку, чмокнула мамулю в щеку и, посмотрев вслед улетевшему вдаль красной стрелой Ситроену, отправилась к своему дому…

Дом и в самом деле на дворец был не похож. Это была чрезвычайно облезлая девятиэтажка-малосемейка. На весь дом был только один подъезд, поэтому каждый этаж представлял собой длиннющий коридор, по обе стороны которого располагались крошечные однокомнатные квартирки. Вот здесь-то, на девятом этаже, под самой крышей обитала я последние десять лет – с тех пор, как решила стать самостоятельной леди. Прошло десять лет, но ничего не изменилось – разве что стены дома еще больше облезли и потускнели. А я все так же оставалась никем. Успев сменить двух мужей, теперь я снова была свободна и, честно признаться, уже перестала надеяться, что когда-нибудь на этой планете я встречу Его. Я была уверена, что где-то Он есть – иногда я ощущала его легкое присутствие в те моменты, когда мне становилось особенно одиноко. Часто, глядя на голубизну небес, я словно бы припоминала синеву чьих-то дорогих глаз. И совсем редко, обычно по вечерам, неторопливо гуляя по опустевшим улицам, меня вдруг захлестывало волной теплоты, необычайной беспричинной радости – и я была уверена, что где-то там далеко, может быть, в другом мире и времени ты вспоминаешь меня. Ощущения, смутные воспоминания, или начинающееся помешательство, и страстное ожидание чего-то – вот весь мой багаж, который я несла изо дня в день…

В подъезде опять было темно – лампочку, ввернутую только вчера вечером, кто-то уже успел изъять, несмотря на отметки красной краской. Продвигаться приходилось вслепую, и я очень надеялась, что никто не решил отдохнуть от трудов праведных посреди лестницы. Мне повезло – я без приключений добралась до лифта и с явным облегчением обнаружила, что кабина стоит на первом этаже. Двери со скрипом отворились, впуская меня в тесную, словно шкаф кабину, стены которой были щедро изрисованы юными Леонардо и Рафаэлями нашего дома. Я нажала на самую верхнюю кнопку, на которой уже давным-давно не было видно цифры «девять», двери с шумом захлопнулись и кабина, дребезжа и постанывая, понесла меня в небеса. Казалось бы, чем ты поднимаешься выше, тем должно становится светлее, но в нашем доме, это правило не работало. На последнем этаже было еще темнее, чем на первом. Когда двери лифта закрылись за моей спиной, я оказалась в кромешной темноте. Справа и слева от лифта расходились длиннющие коридоры, по обе стороны которых были двери в многочисленные малогабаритные квартирки или как у нас их называли «малосемейки». Мне нужно было налево, до самого конца коридора… Я шла медленно, чтобы не споткнуться о чей-нибудь мешок с мусором, которые частенько выставляли прямо в коридор.