После того как дети заканчивают школу, уровень физической активности может еще больше снизиться. Конечно, некоторые находят время для пробежки или занятия в тренажерном зале, но это становится все труднее. Если вы в конечном итоге поступите в университет, маловероятно, что у вас будет время для занятий спортом, когда предстоит так много работы и к тому же надо посещать эти ужасные вечеринки. Есть причина, по которой люди мрачно говорят о «семи килограммах первокурсника» – старом, но точном клише, касающемся лишнего веса, который вы набираете в первый год обучения. Так было и со мной, когда вся моя активность заключалась во вставании с постели после полудня и, возможно, походе в местный магазин за сигаретами и чипсами. Тогда это был довольно нормальный опыт для студента, за исключением того, что, к сожалению, это также возраст, когда тревожные расстройства, как известно, проявляются наиболее сильно – например, ОКР обычно развивается в возрасте до двадцати лет [14]. В то время как некоторые аспекты тревожности проявляются у детей с гораздо более раннего возраста (фобии отмечаются у малышей в возрасте семи лет), ранний взрослый возраст – идеальное время для возникновения более серьезных приступов тревожности и депрессии, причем сильных. И это никого не должно удивлять – в конце концов, это время, когда строгий регламент системы образования и семьи отходит на задний план и вы впервые становитесь ответственными за самих себя. Некоторые успешно справляются с новыми обязанностями, но многим это не удается. Например, мне.

Ухитрившись окончить школу так, что большинство моих детских забот практически не проявлялось, в университете я была сбита с ног, когда совершенно неожиданно у меня случился ужасный приступ паники во дворе. Я была совершенно не готова к тому, что эти чувства снова нахлынут на меня, и применила свой любимый страусиный маневр – попыталась проигнорировать ситуацию. Вместо того чтобы задаваться вопросом, почему это произошло, я просто избегала всяких мыслей об этом. Но чувство нарастающей паники усилилось за пугающе короткий промежуток времени, и в течение двух недель у меня появился новый симптом, который ужаснул меня больше, чем все, что я испытывала ранее: диссоциация. Самое умное (это не комплимент) в тревожности заключается в том, что в тот момент, когда вы справляетесь с чем-то одним (ночная потливость, панические атаки, головокружение, тошнота, головные боли – выберите свой вариант), вам подкидывают другое, и тогда лучше поверить, что будет еще хуже.

Диссоциация (или дереализация) – это состояние, при котором мир внезапно кажется нереальным. Не думаю, что это звучит настолько душераздирающе ужасно, как есть на самом деле. Нереальным представляется не только мир – люди, которых вы любите больше всего, кажутся ненастоящими, ваш дом похож на съемочную площадку, ваша собака выглядит плоской, ваше собственное лицо не похоже на себя. Все кажется инсценированным, неправильным и просто… отстраненным. Позже я узнала, что, по мнению психиатров, так реагирует наш мозг, когда он измотан тревожностью: он отключает разум (до какой-то степени). Так что, по сути, это попытка защиты, но для меня это больше похоже на ситуацию, когда подруга, которая переспала с твоим парнем, искренне объясняет, что они сделали это только для того, чтобы помочь тебе. В любом случае, я не скажу спасибо.

Что бы произошло, если бы я тогда просто надела кроссовки и попыталась избавиться от своих ужасных чувств? Я неоднократно спрашивала себя об этом в последующие годы. Ничто не бывает так просто, как это, и было бы оскорбительно и безответственно даже предполагать, что это не так. Бег – это не панацея от тяжелых психических заболеваний, если уж на то пошло. Стоит признать это с самого начала. Но я часто думаю о ловушке, в которую угодила в двадцать с небольшим, и жалею, что не могу вернуться назад и попробовать что-то другое, как делали многие мои подруги, когда им становилось трудно. Обычно двадцать лет – это пора экспериментов, веселья и наслаждения всем, что может предложить жизнь (по крайней мере, так принято считать). Однако многие люди в этот период чувствуют себя незащищенными и страдают от ощущения того, что они не на своем месте: это десятилетие беспокойства и страха, когда есть риск поддаться чужому влиянию. Поэтому я сделала все, что могла: бросила университет, пошла к психиатру и начала принимать антидепрессанты, которые мне быстро прописали. Что еще я могла сделать? В этот момент в голову закрались мысли о самоубийстве, и даже сквозь мою дико нереальную призму я могла сказать, что эти помыслы приведут только к чему-то такому, о чем даже не хотелось бы думать.