– Спасибо, – Генрих наклоняется и нежно прикасается губами к моей щеке, а у меня от этого прикосновения перестаёт биться сердце.
Я не могу понять этого мужчину. Зачем я ему? Он всё это серьёзно? Если я ему действительно нравлюсь, то … Со мною что происходит? Почему так реагирую на его прикосновения? Ведь не юная девчонка…
Решаю дать ему шанс, но просто не буду пускать его в своё и без того израненное сердце. Если ему хочется находиться рядом и помогать, пусть… Но эта помощь должна быть бескорыстной. Моё тело и моё сердце останется при мне, решаю я.
Генрих быстро обходит машину, распахивает дверцу, галантно подаёт руку, помогая мне вылезти.
– Вика, машину оставим здесь. Как я успел заметить, здесь никто не ездит, а если и поедут, то места хватит. Сейчас поближе к забору прижмусь. Или заехать на территорию?
Он смотрит на меня, пытаясь заглянуть в глаза. Перехватываю его взгляд и окунаюсь в ярко-голубые глаза мужчины. Таких ярких глаз ещё не встречала. С трудом отвожу взгляд. Ещё немного и утону в его омуте. Его вопрос является лишь предлогом удержать меня за руку. Во всяком случае, мне так кажется.
– Лучше убери с дороги. Сегодня здесь могут быть не совсем трезвые водители. Просто можно ворота не закрывать, – сердце бешено бьётся в груди от зрительного контакта, а мужчина лишь улыбается уголком рта.
– Хорошо. Беги, вещи собирай. Я сейчас приду, – отвечает Генрих и отпускает меня.
Залетаю в дом, пытаюсь восстановить дыхание, бабушка в окошко всё видела.
– Вика, этот мужчина у нас остаётся? – с порога спрашивает у меня бабушка.
Бабушка у меня строгая, хотя и понимающая всё.
– Нет, бабуля. Мы сейчас уедем. Хочу Оленьке сказку устроить, на новогоднюю ёлку её отвезти и дать возможность с её сверстниками поиграть.
– А он здесь при чём? – лукаво улыбается бабушка.
– У меня машины нет, это во-первых, а во-вторых, это его племянники, – отвечаю я бабушке и понимаю всю нелепость ситуации.
Я знакома с этим мужчиной несколько часов, и бабушка это знает. Но она молчит, лишь головой качает и улыбается. Да, бабушка, мне скоро тридцать, но при появлении рядом Генриха, я теряю голову и делаю всё необдуманно… А может всё я делаю правильно?..
– Дома позавтракаете, тогда и поедете, – говорит бабушка и начинает накрывать на стол, рассказывая. – С утра Люська прибегала, поругаться хотела, но я её в дом не пустила. Оленька ещё спит. Может и к лучшему, что уедете. Не надо, чтобы Оленька её ор пьяный слышала. Девонька только плакать будет, впечатлительная очень.
Я, слушая бабушку, замираю. Люська – сестра отца Оленьки, её родная тётка. Она умудрилась оформить опекунство на девчонку через пару дней после гибели Виктора, но несмотря на то, что опекун сейчас я, Люся продолжает распоряжаться всем имуществом брата и треплет нервы бабушке, мне и Оленьке.
В дом заходит Генрих, здоровается с бабушкой, сканирует меня взглядом своих пленительных глаз.
– Вика, ты чего замерла? Случилось что-то? Бледная…
Я вздрагиваю от прикосновения его руки к моей щеке и почему-то появляется желание нырнуть в его объятия, спрятаться там от всех проблем.
– Да так, ничего, – резко отвечаю я и сбегаю в комнату собирать вещи и будить сестрёнку.
Слышимость в бабушкином доме отменная, у этих стен нет тайн. Слышу, как бабушка всё рассказывает Генриху, выкладывая во всех подробностях об отношениях с Люсей, тёткой Оли. Непроизвольно краснею. Ужасно стыдно, ведь придётся принять его помощь. Мама растила меня самостоятельной, приучила рассчитывать только на саму себя и свои силы. И вчера помощь Генриха на трассе была, пожалуй, первой помощью, принятой мной от мужчины.