Я на автомате запустила руку в ящик и достала пластиковый пакет, в котором что-то накренилось и зазвенело. В пакете, словно бриллиант, заманчиво поблескивало битое стекло. Я знала, что одно из лиц на фотографии под этим блеском мое, хотя оно казалось круглее – может, из-за короткой прически. Впрочем, это уже не я.

Я водила пальцем по острому уголку золотой рамки, затем с силой надавила и не отпускала, пока под пальцем не появилась алая капля. Но я ничего не почувствовала. Я мазнула кровью по лицам, прижавшимся друг к другу щеками, и запихнула рыжий пакет вместе с деревянной коробочкой в мусорку. Дальше дело пошло быстрее.

Расставляя в доме новоприобретенную партию мебели, мы с Артом обнаружили, что места для воспоминаний, в общем-то, почти не осталось. Наши фотографии расселись рядышком в гостиной на каминной полке темного дерева, полотенца в ванной на держателе привалились друг к дружке, а кружки повисли на растопыренных ответвлениях новой подставки, расходящихся от основания в разные стороны, как будто фамильное древо.

Я раскладывала свои вещи в спальне только с левой стороны, и то как можно более ненавязчиво. Я запихнула вещи в левую часть шкафа, оставив три свободных ящика для него, и взбила подушки. Я привезла свое лоскутное одеяло, но в полной уверенности, что Арт сочтет это безвкусицей, свернула его как можно плотнее и сунула под кровать с моей стороны, где его никто не увидит.

Я уже почти закончила со спальней, как вдруг что-то с тяжелым стуком упало в почтовый ящик. Я одним прыжком сбежала с лестницы и обнаружила изящную голубую коробку с переливающейся бронзовой надписью «Артур и Нора». На коробке не было ни марки, ни обратного адреса, и я прильнула к окну в гостиной, чтобы посмотреть, кто нам ее подкинул, но снаружи стояла ледяная тишина.

Я села с коробкой на нижней ступеньке. Арт был на рынке, покупал какие-то мелочи – делал последние приготовления. Я знала, в «Истон Гроув» хотели бы, чтобы мы открыли эту коробочку вместе, такие моменты сплачивают людей, но я не смогла противиться соблазну заглянуть в нее одним глазком. Я бережно открыла коробку, чтобы можно было потом незаметно закрыть. В гнездышке из оберточной бумаги лежала пара бронзовых брелоков для ключей, длинная блестящая лента «Добро пожаловать домой», пара конвертов – на имя каждого из нас – и наклейка на фасадное окно со словами «Мы – это будущее». Наклейку я сразу же прикарманила, почти не сомневаясь, что Арт все равно не захочет выставлять напоказ нашу личную жизнь, но мне было проще не оставить ему выбора. Потом я открыла письмо с именем «Нора», написанным наискосок во весь конверт. Внутри лежал длинный список под заглавием «Тайные убеждения Артура Макинтайра», среди которых были спонтанность, банановый пирог Баноффи, часы, которые не тикают, индийский массаж головы и накрахмаленные белые рубашки. Я сложила список и сунула обратно в коробку. Нет. Разве не будет лучше для нас обоих, если Арт сам расскажет мне об этих вещах? К тому же без контекста тут ничего не поймешь. Я не могла представить Арта в накрахмаленной белой рубашке – значит, я должна носить такую? Мне так хотелось прочитать список, который дали Арту, но я не придумала, как открыть конверт, чтобы потом убедительно его запечатать. А что я там наговорила в Гроув о своих предпочтениях, я уже и не помнила. Да и откуда им знать?

Когда Арт приехал домой, мы вместе «обнаружили» посылку на половичке у двери. Читая содержимое письма с выведенным на конверте именем «Арт», он глубокомысленно кивал, а потом подмигнул мне. Естественно, я подыграла. Вместо того, чтобы устроиться на диване, нашу первую ночь мы провели на кухонном полу, играя в «морской бой». Я уже была как дома, но не совсем, не могла еще вести себя, как ни в чем не бывало. После игры мы вместе отправились в спальню, и пока не рассвело, я наблюдала, как вздымается его грудь, приноравливаясь к тому, как он дышит в подушку. Я была исследователем, изучавшим дикого зверя на фоне восходящего солнца.