С переднего пассажирского доносится протяжный стон вперемешку с невнятными матами.

– Балу? – сиплю не своим голосом.

– Девочка… Бля…Жива? – как-то совсем бесцветно, слабо.

Внутри звенит от страха.

– Да! Да! – говорю громче. Адреналин впрыскивается в кровь с каждым болезненным вздохом.

– А мне капец, похоже…

Не успеваю среагировать на его слова, как передняя пассажирская дверь распахивается, и чьи- то руки тянут стонущего Балу наружу.

– Хули сидишь, Лукум? Давай тоже на выход! – неожиданно так громко, что я на секунду глохну.

Кто- то дергает дверь с моей стороны. Вижу только черные рукава спортивной толстовки. Покореженная дверь не поддаётся. Ещё хлопки выстрелов, ещё. Всё как- будто в страшном сне. Дверь наконец со скрипом распахивается. Младший Палей просовывает голову в салон. Его стальные глаза лихорадочно мерцают в полутьме и кажутся мне чем-то единственно реальным посреди этого сюрреалистичного кровавого хаоса.

– Позвоночник не сломала? – выпаливает парень мне в лицо. Не успеваю ответить, как он продолжает.

– А-а-а, да похуй, – и резко дергает меня с места на себя, вытаскивая из джипа.

Я скулю от боли. Вся правая сторона будто в адском огне. Опять выстрелы. На улице крики, мат. И свежий воздух. Вываливаюсь из салона прямо на Антона. Он быстро сгребает меня в охапку и тащит до газетного ларька, стоящего в паре метров от покореженного джипа. Усаживается со мной на щербатый асфальт, когда мы оказываемся в относительной безопасности. Я совершенно не понимаю ничего. Чувствую только, что от разгоряченного мужского тела буквально печёт, что Антон слишком сильно прижимает меня к себе, что, наверно, у меня сломаны ребра, и что от парня пахнет свежим потом и какой-то морозной туалетной водой. Запах безопасности. Зарываюсь носом в его толстовку, прямо в слово BİТCH. Окровавленными пальцами скребу по его плечам. Ощущаю, как Антон вертится, озираясь. В отличие от меня, он понимает, что происходит, ориентируется. И мне страшно. Я чувствую, что он хочет уйти.

– Сиди тут, не высовывайся, – вкрадчиво мне на ухо. Отцепляет мои руки от себя,– Слышишь, пусти! Тут не достанут.

– Нет-нет-нет- нет, – шепчу одними губами, намертво вцепляясь в его толстовку.

Злится.

– Пусти, Лукум,– Антон с силой отдирает мои пальцы, чуть ли не ломая их,– Всё хорошо…Хорошо!

И исчезает. Трясёт. Я одна. На асфальте. В крови. Шумно. Выстрелы. Кто-то орёт:" Тоха, бля! Скройся, твою дивизию!" Разрозненные крики. Выстрелы смолкают. Кто- то громко выдыхает: " Кажется, всё! Вон, живой ещё!". Звуки шагов, удары стоны, мат. Не могу, мне надо видеть! Адреналин долбит в виски, конечности бьёт крупной дрожью. На карачках ползу к концу стены, заглядываю за край. Дух перехватывает от развернувшейся перед глазами картины. Редкие машины на скорости проносятся мимо. Опасаются попасть под раздачу.

Несколько валяющихся тел на асфальте: около камаза под открытой дверью, наверно водитель, ещё одно рядом с нашим раскуроченным гелентвагеном, и один совсем рядом со мной. Резко отворачиваюсь, боясь разглядеть детали. Если увижу – потом никогда не забуду. Не хочу. Перевожу взгляд на Палея. Антон сидит сверху на каком-то стонущем мужике и методично молотит его по лицу, уже напоминающему кровавое месиво.

– Это тебе за мать, сука. Это. Тебе. За. Мать. Это. Тебе…– повторяет парень монотонно, с придыханием, выдавая по слову на каждый удар.

Мой желудок скручивает в рвотном спазме. Ладони потеют. Во рту собирается мерзкая горечь.

– Тох, хорош. Валить пора. И Балу в больничку, – вяло окликает кто- то младшего Палея. Но тот похоже даже не слышит. Так увлечен.