– Ты относишь сказанное и на мой счет? По-твоему, я – лицемерка и лгунья?

– Нет, Иришка! Ты не лицемерка и не лгунья. Сказанное я отношу на свой счет!

– Значит, ты меня обманываешь, или что-то от меня скрываешь?

– Не то, чтобы обманываю, или скрываю – просто не могу тебе всего рассказать. Недоговариваю…

– Это связано со мной?

– Да!

– Интересно все-таки узнать: почему ты не можешь мне всего рассказать? И что это означает: всего?

– Боюсь быть ложно понятым. Ты, вот, спросила меня: хочу ли я быть твоим первым мужчиной?

– И что же? Ты так и не ответил…

– А то, что я не только хочу этого, а уже давно…

Я не досказываю фразу до конца. Умолкаю, совершенно не представляя: как сказать дальше…

Что я ее?

Ну, что?

– Изнасиловал?

(И это слово прозвучало у Ирины как-то буднично, без какого бы то ни было усилия…).

– Нет! По взаимному согласию сторон…

(Правда-правда! И то, что «уже давно…» – кажется, сразу же после нашего знакомства, или даже до знакомства, в зрительном зале Дома культуры, когда я еще не знал ее имени… И что «по согласию сторон…» Только все это было, конечно, в распалившемся моем воображении…).

– Представь: если бы я рассказал тебе об этом не сейчас, а на второй, или третий день после того, как мы с тобой познакомились! За кого бы ты меня тогда приняла?

– Не знаю…

– И я этого не знаю. Наверное, за человека, у которого не все в порядке с головой. Поэтому держал свои мысли при себе. Все это время. Но, как бы и что бы, там, ни было – знай: ты значишь для меня больше… гораздо больше, чем… чем…

Я махнул рукой и замолчал.

– А мне такой сон приснился! Было очень похоже на реальность! Потому что мне было очень больно! Я и проснулась от ощущения жуткой боли, которой было пронизано все тело! Как будто его что-то терзало и разрывало изнутри. И, ты знаешь, эта моя боль, на самом деле, была настоящей…

– ?!?..

– Да нет, все в порядке! – Ирина усмехнулась. – Просто мой ненормальный организм так реагирует на приближение «критических» дней. Нутро выворачивает до такой степени, что хоть на стенку лезь! Потом проходит… А во сне, который мне в это время приснился, происходящее со мной – трансформировалось в то, что ты сейчас услышал… Я хотела тебе рассказать, но не могла. Как и ты, опасалась неверно быть понятой…

Ирина умолкла.

Этим своим признанием (даже не одним!) она подвела под нашей, как никогда затянувшейся, интеллектуально-познавательной беседой, или, правильнее, наверное, сказать, «викториной», и всей сегодняшней встречей – черту.

Дома, несмотря на поздний, или, вернее того, ранний утренний час, и тяжелым грузом навалившуюся на меня физическую (и не только физическую, но и моральную…) усталость, – я долго не мог заснуть.

Ворочался на кровати с боку на бок.

Сидел, свесив на пол ноги.

Выходил из комнаты попить воды.

Снова ложился.

При всех этих своих спонтанных «телодвижениях» – я не утратил способности думать. Наоборот – в голове происходило какое-то невероятное, беспрестанное движение, производился процесс стремительного «мыслевращения».

Я прикидывал.

Сопоставлял.

Размышлял.

Сначала – о необъятном и вечном.

О времени, фиксирующем тот, или иной период истории человеческого развития.

Конечно, время сейчас другое – последняя четверть двадцатого столетия на дворе. Может быть, оно и впрямь, как сказала Ирина, – более цивилизованное, в отличие от всех предыдущих времен. Несчастных женщин, «уличенных» в «ведьмовстве – колдовстве», на кострах заживо нынче не сжигают… В пыточных людей на крюк не подвешивают и головы гильотиной на площадях, прилюдно, не рубят… Вот, только не прошло еще и четырех десятков лет, как закончилась самая жестокая и кровавая в истории человечества трагедия – Вторая мировая и Великая Отечественная война. Выкопанный Ириной в огороде ржавый винтовочный ствол – вещественное тому подтверждение. Одно из бесконечного множества иных свидетельств, которые еще ждут своего часа… Да, другое… Тем не менее, чувства, желания, влечения у людей – те же, что были и пятьсот, и тысячу лет назад! И через грядущие тысячелетия будут такими же! Конечно, если люди не придумают себе некое новое обличье, оболочку, не превратятся в каких-нибудь, бесчувственных, не имеющих души и сердца, роботов – чтобы жить долго, возможно, вечно. То есть – перестанут быть людьми…