Природа1 подарила нам этот мир, это тело и все необходимое для жизни. Каждый миг бытия исполнен совершенства. Надо лишь погрузиться в него всем своим существом, не пройти мимо, не упустить его красоты.

Но гонимые ветром желаний, мы судорожно высматриваем что-то большее в будущем, упуская саму жизнь – настоящее. Как будто не доверяем Тому, Кто нас создал, считаем себя обделенными.

И эта философия обделенных, обманутых, а потому неблагодарных, завистливых существ почти повсеместно доминирует.

Разве я не прав?

Но ведь свобода не в том, чтобы тащиться по миру на поводках бесчисленных, постоянно меняющихся желаний, а в том, чтобы в любых условиях и при любых обстоятельствах оставаться собой, выражать свою суть.

Понимание своей бесконечной, вневременной сути называется мудростью.

Мудрость рождает благодарность.

Благодарность – мать радости и бескорыстного служения.

Жизнь – это праздник, если она вращается по орбитам мудрости. Когда человек живет, отыскивая мед даже в самых горьких моментах бытия, то все, в чем он нуждается, приходит как бонус к главному – любви и благодарности.

Ветер играет над дорогой осенними листьями – швыряет вверх, собирает в стаи, разбрасывает по сторонам…

…деревья, ветер, все существа общаются с вами.

Шри Шри Рави Шанкар

Над лугом порхала бабочка.

Легкие, напоминающие по форме лепестки розы, крылышки нежно переносили ее с одного цветка на другой.

В этом воздушном танце невозможно было уловить никакой последовательности, никакого смысла.

Она не помнила, откуда прилетела.

Не представляла, куда полетит в следующее мгновение…

Она жила своим танцем, соединяя его с дуновеньем ветра, ароматом луга, покачиванием травы.

Потому, что не отделяла себя ни от этого мира, ни от его Творца.

Устав кружить, она присела на полураскрывшийся бутон колокольчика и замерла.

Осторожно сняв с головы шляпу, я подкрался к бабочке.

Еще мгновенье, и…

Не знаю, что меня остановило.

Откуда-то вдруг пришло понимание, что этого делать нельзя.

Я присел в траву на расстоянии вытянутой руки от нее.

Она пошевелила усиками, расправила крылья – на сочном багряном фоне четыре темно-фиолетовых глаза, по два на каждом крылышке.

– Ва-а-у… – прошептал я и сложил ладони перед грудью: —

Намасте2.

– Намасте! – сложила она в ответ крылышки за спиной.

Тотчас вновь раскрыла и, отдаваясь воле легкого ветерка, устремилась к небу.

Соседскому мальчику подарили птичку в большой клетке с позолоченными прутьями.

Неделю или две он наслаждался общением со своим пернатым другом. Но, в конце концов, из чувства сострадания решил выпустить птичку на свободу.

Он поставил клетку на балкон, открыл в ней дверку, а сам вернулся в комнату и стал через стекло наблюдать, как его друг будет прощаться со своей позолоченной тюрьмой.

Вначале «друг» долго и придирчиво осматривал балкон и распахнутое над клеткой небо, потом несколько раз опасливо высовывал наружу голову, суетливо вращая ею во все стороны – нет ли во всем этом непривычном для него окружении какого-либо подвоха, и, наконец, вот он долгожданный миг – выпрыгнул через дверку на пол балкона, взмахнул крыльями и взвился в небо. Но не тут-то было.

Не прошло и минуты, как он вновь спустилась на балкон и поспешно запрыгнул в клетку.

Последующие попытки выпустить «друга» на свободу оказались такими же безуспешными.

Пернатый явно выказывал предпочтение хоть и тесной, но обжитой, «родной» клетке перед необъятными просторами внешнего мира.

Так и ум человека, соорудивший для себя клетку из прошлых обид, побед, поражений, никак не решается с ней расстаться.

Дверь открыта – лети! Весь мир открыт перед тобой! Но…