Такую, упоенно зарывшуюся в траву и землю, меня и нашел на удивление не поглощенный домом-призраком Мэттью Тернер.

— О! — прозвучало над ухом, и я вздрогнула, выпуская из пальцев стебель того, что подозрительно напоминало мне мандрагору. — Ты тут. А я думал — сбежала.

— Я есть хочу, — буркнула я, вскинув голову и уставившись на возвышающегося надо мной мужчину. — Какой дурак бежит на голодный желудок?

— У нас в машине припасов на неделю, а ты решила утолить голод травой?

— Нет, решила озадачиться, что мы будем есть, когда эта неделя закончится, — огрызнулась я на подначку и выпрямилась, отряхнув юбку.

Мэттью все равно рядом со мной был значительно выше и стоял так близко, что у меня по позвоночнику пробежала дрожь. Обостренное годами чувство опасности требовало увеличить дистанцию, а здравый смысл скептично парировал — бесполезно. Захочет — и догонит, и растопчет. Я предпочла прислушаться ко второму и, вскинув подбородок поинтересовалась.

— Как в доме?

— Лучше, чем могло бы быть — но хуже, чем я надеялся. Идем, посмотришь.

— Электричество, газ и вода работают — я думал, что их еще не успели подключить, так что это приятный сюрприз. Но лампы почти везде надо менять. Из четырех ванных комнат функционирует только одна, зато кухня в порядке — только почистить.

Мэтт вывел меня к другому, не центральному входу.

Здесь была широкая терраса, укрытая от солнечных лучей буйно разросшимся по клети плющом, и мне подумалось, что раньше здесь, наверное, пили вечерний чай, любуясь закатом и видом на сад. За террасой — столовая, за столовой — кухня. Я фыркнула, окинув масштаб работ — только почистить! Только! Ясное дело только — раз чистить не ему!

— Там гостиная, там библиотека, она пустая, там была бильярдная, там кабинет. Это все сейчас неинтересно. Спальни наверху.

Мы поднялись по скрипучей лестнице, памятуя о происшествии на крыльце, я отчаянно цеплялась за перила и внимательно смотрела куда ставлю ногу, в отличие от беспечно шагающего светлого, которого печальный опыт, кажется, ничему не научил. Перила были гладкие и удивительно теплые на ощупь. А завершались они искусно вырезанными… ласками.

Я даже остановилась на мгновение, приглядываясь к любопытным мордочками и рассматривая детально вырезанные коготки. Ласка на пороге. Усмешка светлого. Ну точно! Это же родовой символ Тернеров.

— Лиза, ты где застряла?

— Пока нигде, — буркнула я и преодолела второй пролет.

Мэттью окинул меня смешливым взглядом.

— Ванная, — объявил он, потянув на себя покосившуюся дверь — и та отозвалась душераздирающим скрипом.

Прежде, чем я успела подумать о том, что тюремный душ был не так уж плох, светлый захлопнул дверь обратно.

— Я буду жить там, — он махнул в конец коридора, завершающегося большим круглым окном с широким подоконником. — Ты — там.

Жест-взмах на противоположный конец. Печется о моей девичьей чести? Как мило.

— Сейчас мы поедим, а потом… что за выражение вселенской скорби на лице, Лиза? Где трудовой энтузиазм и жажда доказать обществу в моем лице свою полезность и искреннее желание исправиться?

Странно, но слова эти совершенно не звучали оскорбительно. И я поймала себя на том, что чем дальше — тем сложнее мне было воспринимать носорога всерьез.

— Я скорблю не об этом, — отозвалась я, глядя в насмешливые карие глаза. — А о том, что насчет палаток в гостиной ты пошутил, и мы их не взяли…

Светлый довольно хмыкнул, пожал плечами и уверенно поскакал по ступенькам лестницы вниз. А я, терзаемая любопытством, заглянула за дверь той комнаты, что была мне предназначена. Стало ясно, что моя девичья честь волновала Мэттью Тернера меньше всего.