Краем сознания Ванька уловил выбегающие из расщелины фигуры. «Еще чуть-чуть, и будет поздно!» – мелькнуло в его мутнеющей от боли голове. Пальцы душмана все яростнее сжимались на его шее. Простреленной рукой парень нащупал шершавый камень, и со всей силы, на которую был способен, обрушил его на голову врага. Душман дернулся, и ухватился за портянку на Ванькиной голове. Последняя сползла вниз, и упала на землю. Медный цвет волос солдата привел мусульманина в ужас. Белки его, и без того сумасшедших глаз, вылезли наружу. Он истошно закричал в темноту.
– Огненный шайтан! – проревел умирающий «дух».
Иван не понял его предсмертных воплей и лишь передернулся от звериного оскала и перекошенного болью рта. Из-за камней, как крысы из подполья начали выбегать застигнутые врасплох боевики. Трясущимися пальцами Ванька достал из-за пояса гранату и, сорвав зубами кольцо, швырнул ее в темнеющий проход. Послышались душераздирающие крики и автоматные очереди товарищей.
Шальные пули, не разбирая своих и чужих, намертво сшили ночное небо с землей. Однако, Иван с упорством, больше похожим на агонию, пренебрегая суматохой и стрельбой, упрямо карабкался наверх. Именно оттуда доносился прицельный огонь. «Если он не ликвидирует снайпера…, – болезненно запульсировало у него в висках, – «Затея окажется напрасной… Он один перестреляет всех его друзей».
Наконец, солдат обнаружил цель.
Длиннобородый силуэт, похожий на персонажа из «Алли-баба и сорок разбойников» проступил в темноте. Дух тоже заметил, выросшего, словно из-под земли солдата. Ванька показался ему чем-то невероятно большим и неизбежным, будто сам мифический сатана спустился из преисподней. Мусульманин мысленно вспомнил строчки из священного Корана и потянулся к своей смертоносной винтовке с прицелом, но Иван всегда отличался молниеносной реакцией. Взрыв подбросил иноверца вверх, и отправил в такой дорогой ему рай…
Ваньку отвезли в медсанчасть. Рана оказалась не очень серьезной, пулю вытащили и подарили парню на память.
– Первая? – спросил врач.
Парень кивнул.
– Тогда на веревочку и на шею, чтоб своих подруг отпугивала, – пошутил доктор, – Пару неделек на легкий труд, – вынес он свой вердикт.
– Это как? – спросил парень. Здесь даже картошки нет, чтобы чистить…
– Небось, надеялся после ранения в Союз вернуться? – глянул из-под очков капитан медицинской службы, – и, не дожидаясь ответа, сказал, – Чтобы назад попасть, сынок, раны должны быть посерьезнее, несовместимые с жизнью.… Тут уж и не знаешь, что лучше…
Ванька отрицательно покачал головой.
– Ни на что, я не надеялся! – ощетинился он, – Как я могу своих товарищей оставить! Разве их жизни шибальные?
Врач более внимательно посмотрел на солдата. Все они так говорили. Эти ребята, втянутые в чужую бойню. На самом деле, они защищали не иноземную, ничего не зачищающую для них территорию, а прежде всего, друг друга, как частичку своей Родины, и, несмотря на все ужасы этой не совсем понятной для них войны, свято верили и исполняли свой долг.
Иван вышел на улицу, и в ожидании машины, присел на дощатые поддоны, стоявшие у постройки с красным крестом. Среди немногочисленных, снующих людей, парень приметил ни типичную низкорослую фигуру солдата со странной походкой.
Необычный солдат приблизился, и снял кепку.
Даже остриженные, настырные кучеряшки, рвались на свободу, и своевольничали, рассыпаясь, не по уставу, во все стороны.
Ванька вскочил.
– Кривой Рог! – он не мог сразу вспомнить имя девушки, – Вика!
Девушка вскинула голову на звук его голоса. Солнечная улыбка вспыхнула в уголках ее бледных, на фоне загорелых щек, губ.