Похороны прошли так, как и положено: со слезами, воплями, диким воем убитой горем матери. Целую неделю Ирина не могла свыкнуться с потерей маленького сына, ночами майки да штаны слезами обливала, а днём ходила сама не своя, как неживая.

– Ирочка, поесть тебе надо, – Валя уговаривала дочь съесть хотя бы кусок чёрного хлеба. – Ты вся серая стала, посмотри на себя. Не дай Бог и с тобой что-то случится, я же не переживу, – сквозь слёзы произнесла отчаявшаяся мать. – На-ка, съешь, – подсовывала корочку хлеба и стакан тёплого чая.

– Не хочу, – бормотала Ира, уставившись в окно. – Лучше бы я, чем он…

– Ты что такое говоришь? Побойся Бога, глупая, – слова дочери взбудоражили Валю. – А кто ж тогда будет за Алёшкой следить, я, что ли?

– Да хоть бы и ты, внук всё-таки, – поднявшись с табурета, Ира заплакала. – Господи, я не выдержу, – медленно зашагала в комнату.

– Нет уж, дорогая моя, своего Алёшку сама воспитывай, – прошептала Валя, глядя в спину уходящей Иры, – он мне и даром не нужен.

Не любит Валя старшего внука, вот хоть убей, не лежит к нему душа. А всё потому, что Ирка по залёту замуж за Колю вышла. Не было бы Алёшки – не сыграли б свадьбу, и неважно, что Ирке на тот момент аж двадцать пять годков стукнуло. Пора бы семью заиметь, а дочка не торопилась, пару достойную выбирала, вот и выбрала. Как ни отговаривала мать её от глупого поступка, не послушала дочь неразумная, по-своему сделала. А Валентина уже в мечтах пребывала о зяте достойном, не деревенском, так хоть из района.

– Был Васька Светляков, так нет же, за Кольку уцепилась, – вышла на улицу покормить кур. – Сейчас бы уже на машине раскатывали и жили в большом доме, а не в этой халупе.

Прихватив в сарае ведро с зерном, встала в дверном проёме, потянула низ кофты, чтобы расправить складки на спине, и сказала с тяжёлым вдохом:

– Что одна, что другой – никто о моей старости не задумался. Денис весело живёт, а что ему? Выпил, вот и счастлив, а у меня душа болит… – шмыгнула носом, вспомнив о младшем внуке. – Валерочку похоронили, что теперь меня тут держит?

Горькие слёзы потекли градом. Валя стояла перед квохчущими пернатыми и жалела в душе мальчика. Внезапно послышался тонкий скрип двери, отвлёкший Валю от тягостной скорби. Подняв голову, втянула мокроту под носом и нахмурила брови.

– Куда пошёл? – это она на Алёшу гаркнула. – Бери, на, курей корми, а я не могу, что-то плохо мне.

Алёша послушно взял горстку зерна из ведра и рассыпал по двору со словами: «Кур-кур».

– Куда сыпешь, неуч? – обозлилась бабушка, не успев подняться на крыльцо. – В кормушку надо!

Дождавшись, пока внук распределит корм в кормушке, собралась уходить, но что-то её остановило.

– Ты уроки поделал? – Вале захотелось скинуть на внука своё не радужное настроение.

– Нет ещё, – ответив через силу, Алёша спешил сбежать к друзьям.

– Пока не сделаешь, никуда не пойдёшь.

– Я у мамы отпросился, она разрешила.

– Твоя мама не в себе от горя, а ты и пользуешься, – рыкнула Валя, спустившись на одну ступень. – Послезавтра девять дней, а тебя это не волнует, как я посмотрю.

Алёша стоял перед строгой бабулей, опустив голову и громко вздыхая. Быстрей бы она уже ушла, чтобы он мог спокойно смыться. Но Валя тянула время, придумывая новое занятие для нелюбимого внука.

– Батька твой тоже странный, мог бы и на две недели приехать, а сам побыл четыре дня и уехал. Жена тут убивается, слёзы льёт, а ему по барабану. Денег привозит, как кот наплакал. И что он там месяцами делает? Вон, у нас Витька ездит на заработки, так там сразу видно – платят прилично, а у нас что? Спасибо огороду и кормилице, иначе загнулись бы с голодухи.