Я уезжал в тот день в Москву. Добирался от Козельска на перекладных. Физически должен был вымотаться. Но нет, усталости не было. И радость, и ощущение того, что светит ласковое солнце и я купаюсь в его лучах, не пропадали, хотя наступал уже вечер…
Многое потом изменилось, после этого Четверга. Пришло понимание того, какой лютой может быть эта брань – утраты надежды, отчаяния. И как важно ее просто пережить, перетерпеть, продолжая делать все то, что должно. И как в одно мгновение может Господь все изменить – и изменит. И как может утешить – и утешит, если не побежишь, конечно, искать утешений других – бесполезных, пустых.
Оно, то искушение Страстной седмицы, и правда было очень тяжким – словами этого никак не передашь. Они вообще очень несовершенны, а когда нужно говорить о скорби или о радости – особенно. Но я за него очень благодарен и по сию пору Богу. Даже больше, чем за утешение…
Опыт последнего напутствия
.. Мне сказали, что у свечного ящика меня спрашивает какой-то человек. Я подошел, увидел перед собой интеллигентного мужчину лет сорока пяти – пятидесяти. Он сказал, что в соседней с ним квартире умирает одинокая старушка, а приехавшие к ней родственники почему-то никак не решатся дойти до церкви и пригласить батюшку, вот он и решил сделать это за них. Оказалось, что агония длится уже очень долго, но бедная женщина никак не может умереть, очень мучается, потому и подумал мой собеседник, что если и не удастся ее исповедовать и причастить, поскольку находится она в полубеспамятстве, то, по крайней мере, хорошо было бы пособоровать.