Отец Вильхельм неожиданно замолчал и все молчали, глядя на него. Он обвёл глазами притихших любей и некоторое время спустя добавил:

– А теперь исповедуем нашу веру:

Джеф повторял за Николь непослушными губами, чувствуя всё сильнее и сильнее напряжёное ожидание:

– Верую во единого Бога, отца Всемогущего, Творца неба и земли, видимого всего и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия Единородного, от Отца рождённого прежде всех веков, Бога от Бога, Свет от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, несотворённого, единосущного Отцу, через которого всё сотворено. Ради нас людей и ради нашего спасения сошедшего с небес и воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы, и ставшего человеком; распятого за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребённого, воскресшего в третий день по писаниям, восшедшего на небеса и сидящего одесную Отца, вновь грядущего со славою судить живых и мёртвых и Царству Его не будет конца. И в Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца и Сына исходящего; Которому вместе с Отцом и Сыном подобает поклонение и слава; Который вещал через пророков. И во единую Святую Вселенскую и Апостолькую Церковь. Исповедую единое крещение во отпущение грехов, ожидая воскресения мёртвых и жизни будущего века. Аминь

Странно, но Джеф словно впервые услышал этот совместный голос прихожан. Раньше, может потому, что он слишком много думал на мессе о постороннем, может, потому, что слишком много внимания уделял тому, что говорит он сам, боясь где-нибудь споткнуться, он слышал собственный голос. А тут вдруг все голоса слились в один. Вместе это получалось весомо. Он опустил голову. Странно, эта месса, кажется такая обычная месса. И вместе с тем такая давящая, что он словно каждой клеткой ощущал давление этого ожидания.

– Такова наша вера. – сообщил отец Вильхельм, и предложил:

– Помолимся! – и продолжил неожиданно: – прошу Джефа Когана и восприёмников подойти к алтарю.

– Сейчас будет молитва верных вместе с малым экзорцизмом, – шепнула Николь. – Потом крещение.

Он не успел переспросить её, мгновенно удивившись, зачем эезорцизм и почему малый: его, улыбаясь, поманил к алтарю Рей, с которым Джеф договорился, что он будет его вторым крёстным. Теодор долго хохотал, услышав эту просьбу, но позже объяснил озадаченному Джефу: вообще-то монахи не могут быть крестными, они монахи, воины Христа, куда направит их Церковь, туда они и должны следовать для служения, оставив позади всё. Правда, это касается крещения маленьких детей. А крёстный должен непрестанно вести своего крестника по пути возрастания в вере, поскольку отвечает за своего крестника.

– Джеф Коган, какое имя выбрали себе для крещения? – строго спросил его отец Вильхельм.

Джеф отчетливо ответил, хоть и хрипло: голос неожиданно сорвался, добавив к своему имени ещё имя Марка. Настоятель серьёзно кивнул и спросил ещё раз:

– Такова наша вера, согласен ли ты принять её и нести её?

Джеф ответил что, да, согласен и принять и нести, не слыша своих ответов, перестав вдруг воспринимать самого себя и окружающий мир. Отец Вильхельм словно плыл перед ним, плавясь и разрастаясь. Всё растворилось в неуловимой синеве, остались только вопросы, которые требовали его немедленного ответа и голос, звучавший из ниоткуда, имеющий право так вопрошать.

– Отвергаешь ли ты сатану…

– Отвергаешь ли ты грех…

– Веруешь ли ты в Бога, Отца Всемогущего…

– Веруешь ли ты в Сына Божия Иисуса Христа…

– Веруешь ли ты в Духа Святого…

Он отвечал, не чувствуя своего тела, не слыша сам себя: "отвергаю", "отвергаю", "верую", "верую", "верую"… А на него всё сильнее наваливалась и наваливалась, давила, пригибая к земле, невыразимая тяжесть благоговения.