Молитвы Николь его притягивали. Она умела так подобрать слова, что просто словно встряхивала его. Использовала такие выражения, которые всегда задевали его за живое. Часто её молитвы были скорее похожи не на молитвы, а на афоризмы великих людей. Это было интересно. Классические же молитвы казались ему неудобоваримыми, длинными и наводили на него скуку. Единственое, что его устраивало в Розарии, который он читал в дороге, так это его универсальная организация. Джеф быстро выяснил, что у него уходит на прочтение "Отче наш" шестнадцать секунд, на "Радуйся Мария" четырнадцать, то есть одна десятка Розария занимает две минуты и пятьдесят четыре секунды по времени. "Верую" в сознании Джефа преломлялась в сорок две секунды и, если говорить "Славу" медленно, то, примерно по секунде на два слова, получалось шесть секунд. Поэтому на Розарий без долгих размышлений Джеф тратил восемнадцать минут. Наверное, такой подход к молитве был несколько специфичен, но по Розарию легко было ориентироваться во времени, что бы не смотреть на часы. Одного Розария прочитанного полностью ему хватало на дорогу от особняка до аэропорта и оставалось почти четыре минуты, чтобы загнать машину на стоянку. Только вот проблема: в "башню"он выезжал не каждый день. А теперь и время будет другим: квартира дальше особняка.

Вот и сейчас, глядя на луну, Джеф медленно читал про себя цепочки, состоящие из десятков Розария и ждал. Когда придёт утро. Когда можно будет сесть в автобус, укатить в аэропорт и вылететь. Когда можно будет увидеть Николь.

Теперь она смотрела на своих одноклассников с изумлением. Это надо же, какие глупые дети. Их интересовали совершенно несерьёзные вещи и они уделяли им такую массу внимания, что Николь даже не пыталась их понять. Это были просто настоящие наивные щенки, которые видят мир совсем не таким, какой он есть, а таким, каким хотят его видеть сами. И при этом так комично убеждены в своей правоте. Слушая их разговоры на переменах, она только чуть покачивала головой: как можно придавать такое огромное значение столь незначительным вещам? Её саму сейчас заботили более важные дела: например, как порадовать Джефа?

Она вдруг начала осознавать всю глубину беспокойства Марины о её учебе, хотя и вовсе не потому, что повзрослела или изменила своё мировоззрение. Как ни странно на это подтолкнула её маленькая мысль, подсказанная когда-то Джефом: её будет держать образование. Школа – её хвост. Она привязывает Николь к детству. Пока у неё нет образования, она ребёнок в глазах любого абстрактного человека. А от детства ей совершенно необходимо было избавиться и быстрее.

Николь с великолепной скоростью подчистила все свои долги по темам, какие только обнаружились, чем совершенно вогнала в ступор классную даму. При этом оказалось, такое положение вещей и её саму устраивало больше: осознание, что у неё всё в прядке поражало Николь ощущением удовольствия. Она с невероятным упорством, удивляясь сама, старательно записывала все лекции, складируя дома тетради по предметам. Для Николь оказалось настоящим откровением, что её некоторые преподаватели просто обожают свои собственные, записанные красиво и аккуратно, выкладки на определенные темы и с поощрительными улыбками щедро добавляют за лекции невероятное количество баллов при тестировании. Она с восторгом поделилась этим открытием с Джефом, насмешив его до слёз. Конечно, худшая сторона и здесь нашлась: потерялась часть свободного времени, которое можно было провести с Джефом, но теперь даже и это её не пугало. Напротив. Создавало иллюзию занятости. Может, для самооправдания, а может, для оправдания поведения Джефа.