– Я просто хотела сказать, какая у вас нужная профессия, Валя, жаль только, что цветы вам не дарят. – Она готова была скрыться за дверью. Но голос Валентины остановил ее:

– А ты сама-то кто будешь? Что тебе букеты тоннами дарят?

– Я? Актриса. – Дверь захлопнулась.

– Актриса. – Валентина посмотрела на Аню, которая сидела на кровати, прижав колени к подбородку и сцепив руки вокруг ног. – Ох, чует мое сердце – натерпимся мы, Анюта, с этой артисткой из погорелого театра.

Какая она все-таки красивая и такая необыкновенная. Хоть немножечко быть бы похожей на нее… – Аня мечтательно посмотрела вверх.

С потолка свисала лампочка на шнуре, без плафона.

Надо же, а вчера она этого даже не заметила. Взгляд девушки опять затуманился, мыслями Аня улетела уже очень далеко из больничной палаты.

На землю ее вернул низкий грудной голос соседки:

– Давай и мы, что ли, макияж сделаем, скоро и наши мужики потянутся…

Аня открыла дверь с картинкой «Душ». В нос ударил запах хлорки и общественного туалета, серые стены, зеленые дверцы кабинок. И среди этого угрюмого пейзажа на подоконнике сидела Лера. Она курила в приоткрытую форточку. Легкий поворот головы в сторону вошедшей, безучастный взгляд скользнул по Ане.

– Курить будешь? – Женщина протянула пачку сигарет. Аня машинально отметила – «ВТ».

– Нет, я бросила. Как узнала, что беременна, сразу все выбросила.

Лера улыбнулась, а сигареты исчезли в складках пеньюара.

– Тебе лет-то сколько, мамочка?

– Девятнадцать, это я из-за короткой стрижки так молодо выгляжу, я уже на третий курс перешла, – затарато- рила Аня.

– Да не в стрижке дело, хотя волосы можно и отрастить, а то ты на мальчика больше смахиваешь. – Лера спустилась с подоконника. – Ну как там наш медработник, успокоилась?

– Зря вы так, она вас ночью успокаивала.

– А вот успокаивать меня не надо, у меня все прекрасно, лучше всех. Знаю я этих утешальщиц: «что убогонького не пожалеть, ведь у меня-то все хорошо». Так, Аннушка?

Лера вышла из туалета, резко хлопнув дверью.

Аня в недоумении глядела на закрывшуюся дверь. Второй раз за утро она удивлялась резким переменам в настроении соседки.

Да какое мне до нее дело? У меня своих проблем хватает. Вот где этот Шурка? Опять от бабули выслушивать, что нет ему дела ни до меня, ни до младенца.

Бабуля у Ани боевая, заведующая столом заказов гастронома, а гастроном не простой, в смысле не для простых людей. У простых людей времени много, они могут и в очереди постоять. А непростые, у них времени нет. Шутка ли сказать – собрания, заседания, конференции, и питаться им надо усиленно и детям их и родственникам, потому как всем им живется нелегко. Так говорила Ане бабушка, когда Аня была маленькая, и так же она говорила, когда Аня выросла и у нее появилось множество вопросов.

Родители отправили девочку к бабушке или бабушка забрала внучку – об этом уже никто не вспомнит. Но после восьмого класса Аня переехала из Владивостока, где служил отец, в Ленинград, где жили бабуля и дедушка. Получать достойное образование и воспитание. Это тоже бабулины слова. Аня бабушкины чаяния почти оправдала. Школу закончила хорошо, в институт поступила сразу, да не просто абы куда, а на архитектурный, в ЛИСИ, правда, кое-кто шушукался за спиной, что, мол, непростые бабушкины клиенты помогли. Но Аня знала точно, что поступала сама. Два года она ходила к репетитору по рисунку. А художественная школа? Это не купишь. А у нее по рисунку пять было при поступлении.

Вот когда бабуля пыталась ее в музыкальную школу пристроить, тогда, конечно, была вся тяжелая артиллерия подключена. Все деликатесы, оставшиеся от «непростых» людей, плавно перетекали в сумку преподавателя по музыке Беллы Григорьевны, но даже такая добрая женщина, как Белла Григорьевна, не смогла вынести Анечкиной игры на фортепьяно.