Страсть к охоте он не изжил, даже достигнув своих семидесяти лет. Правда, с увеличением штрафов за незаконную охоту, ему пришлось стать фанатичным фотографом. Он занялся фотографией в пятьдесят лет. Ники даже представить не может, как это дед раньше стрелял из ружья. Две его фотовыставки не принесли ему много денег или известность, но некоторые снимки до сих пор публикуют даже профессиональные журналы. За двадцать лет отец ухитрился достаточно глубоко узнать особенности фотообъективов, композицию и проблемы освещения: Марина в этом совсем не разбиралась. И не потому, что ей не нравилось. Просто у неё неожиданно обнаружилась аллергия на проявитель. Когда рука отца с вечно желтыми пальцами трепала её за щеку, на неё нападал настоящий Монстр-Чих.
Вспоминать дом всегда было и приятно, и грустно.
Рана, так и не зажившая за минувшее шестилетие, не давала ей насладиться покоем дома, когда она приезжала туда, а в разлуке с родителями её грызла тоска.
Марина казалась себе ребёнком, выброшенным в жизнь по необходимости. Она работала в фирме мужа, участвовала в благотворительных акциях, она вечно оказывалась в каких-то школьных комитетах, где училась Ники и всё равно чувствовала себя заблудившейся маленькой девочкой. Когда-то Том ей сказал: "тебе мешает жить твоё непомерное чувство вины". Почему она ощущает себя виноватой в смерти сестры, в самом деле? Раз её не смогли спасти врачи, наверное, так было нужно?
Она не винила Бога, она примирилась с этой смертью, но ей не нравилось собственное поведение. Марине казалось: если бы она не была так откровенна с Элен, то сестра была бы жива до сих пор. А может и не в откровенности вовсе дело – близнецы порой слишком близки друг другу. Врачи утверждали, что любой человек может оказаться жертвой обстоятельств, а после серьёзной аварии, как это случилось с Элен, трудно выжить, и отрицательные эмоции тут не играют роли, но Марина, упрямая, как и все члены её семьи, была уверена в обратном.
Когда-то она вычитала: смех, искренний и радостный, прибавляет к жизни человека пять минут. Вряд ли это было академическое исследование, скорее уж женский журнал, но это застряло в голове. Прилипло неотделимо к убеждениям. Вся жизнь её сестры была связана с Томом. В нём был смысл её жизни. Том никогда об этом с Мариной не говорил, даже если она спрашивала, старался уйти от ответа. Сейчас, приобретя какой-то жизненный опыт, Марина удивлялась, как такой треугольник мог вообще возникнуть. Наверное, с точки зрения мужчины это было совершенно естественно – ухаживать за двумя девушками сразу. Но с точки зрения самокритичной Марины, ситуация, по прошествии времени, с холодной головой, оказалась неприглядной.
Марина пришла к выводу, что она всю жизнь завидовала своей сестре. У той было всё, чего не хватало Марине. Собственность Марины ей самой не нравилось: она любила светлые волосы – и родилась шатенкой. Она красилась, она обесцвечивалась, но её темно-русые, тонкие пряди всё равно всегда оставались с ней. Элен родилась белокурой. Это было тем более обидно, что разница между их появлением на свет не превышала двадцати минут.
Марине нравились синие глаза, её же глаза были зелёными и напоминали ей великие болота, возле которых они устраивали пикники в школе. У Элен были синие глаза. Как могло такое случиться? Марина полагала, что такой тип женщины, как она сама, не привлекателен. Пусть темноволосыми будут мужчины, это красиво. Но женщина должна вызывать чувство восхищения. Иногда казалось, что Элен досталось всё: рост – она была немного выше Марины; сила, энергия, красота и здоровье. Марина видела саму себя её чахлой тенью.