– Так глаз слезится. Дорогой, так что там? – Алеся подошла почти вплотную, перегораживая Виктору Валериевичу путь.

– Опять этот прощелыга?! – Шевцов по-прежнему не желал сконцентрировать внимание на Алесином глазу, а бороздил взглядом просторы комнаты.

Как у него правдоподобно получается разыгрывать ревность. Так правдоподобно, что у Леси от волнения начало ухать сердце.

Из-под кровати раздался подозрительный шорох. Ситуация достигла своего апогея. Алеся понимала, что если Витольд выберется сейчас на свет божий (а, судя по звукам, именно это и произойдёт), Шевцов догонит его в два прыжка. Чтобы спасти здоровье этому безбашенному авантюристу, требовались кардинальные меры. Алеся сама не знала, как на них решилась.

Она сделала последний крохотный шажок, который отделял её от Виктора Валериевича, и положила руки ему на плечи. Вроде бы как для того, чтобы не потерять равновесие, пока он будет искать соринку в её глазу, но на самом деле, чтобы попробовать его удержать, когда он помчится спускать Витольда с лестницы.

Алеся замерла. Она просто опьянела от собственной смелости. Ладони ощущали приятную гладкость шёлка и рельефность мышц под тонкой тканью рубашки. А ещё она почувствовала, как Виктор Валериевич напрягся, когда её руки, оказались у него на плечах. Он в момент переключил всё внимание на неё. Его взгляд искрился ещё сильнее и как-то по-новому. И от этого взгляда вдруг стало жарко. 

– Соринка, – напомнила она и не узнала свой дрожащий голос.

– Угу, – немного хрипло и как-то даже злорадно-хищно промычал Шевцов и обхватил ладонями её голову, чтобы запрокинуть.

Затылок и щеки начало покалывать в тех местах, где их касались его горячие пальцы. Взгляд Шевцова не стал долго задерживаться на глазу, в котором нужно было искать соринку, а переместился на губы. В губах тоже родилось щекочущее ощущение, и Леся инстинктивно провела по ним языком.

Виктор Валериевич вдохнул чуть резче. И, Лесе показалось, начал движение навстречу. Интересно, зачем? Близорукостью он не страдал и соринку мог прекрасно разглядеть с прежнего ракурса. У Алеси вдруг закралось сильное подозрение, что он слишком вжился в роль жениха. Умел он это – исключительно реалистично отыгрывать роли. Она ужасно струсила. Сердце ушло в пятки. В голове нарисовалось, как картинка смотрится со стороны: её грозный красавчик-босс, склонившийся над ней так, будто собрался поцеловать. Масла в огонь подлил Витольд, который выбрался из-под кровати и, многозначительно подмигнув, одними губами произнёс: «Жаркой ночи, душа моя!». Ох, как же Алесе хотелось запулить каким-нибудь тяжёлым предметом в этого ухмыляющегося наглеца, спасая здоровье которого Алеся оказалась в таком щекотливом положении.

Как только за ним закрылась дверь, она часто-часто заморгала и попыталась отстраниться:

– Спасибо, Виктор Валериевич, соринка уже как-то сама выпала.