Влад это знал по своим клиентам. Ребята, вступившие в пубертатный период, приходя к нему в кабинет, вели себя либо очень скромно, либо всем своим видом показывали, что все это глупые родители таскают их по врачам. И не понимали, что речь идет, прежде всего, об их здоровье, а не о вещах, противоречащих их сущности. Девочки резко садились в кресло, с недовольством отвечали на его просьбы сесть повыше и неизменно складывали руки на груди, словно отгораживаясь от всего вокруг. А когда Влад интересовался, что их беспокоит, смотрели на него снисходительно и с некоторым недоумением: «Ничего не беспокоит! У меня ничего не болит! Это все мама придумала…»

Приходилось находить такой тон и такие слова, чтобы расположить к себе, дать понять – к ней Влад, как врач, будет относиться по-особенному бережно.

«Давай все-таки посмотрим, – говорил он, не дотрагиваясь до инструментов, и добавлял: – Я всегда обращаю внимание на улыбку девушки. Ты отлично выглядишь, будет жалко, если потом даже улыбнуться не сможешь на свидании. Наверняка ж есть молодой человек?»

«Мне четырнадцать!» – отвечала молодая девица, краснея.

«Я думал, ты старше, – удивленно восклицал Влад. – Правда, четырнадцать?»

Похоже, с Викой сейчас надо вести себя примерно так же – успокоить, выказать дружескую симпатию, найти подходящий комплимент. Но это ли ей надо?

В школе она Влада, казалось бы, не замечала. Но сидела за партой позади него, отчего Влад всегда чувствовал себя неуютно: ему казалось, что Вика прожжет его спину взглядом.

– Ты же знал, – прищурилась Вика, – Ты боялся подойти?

Влад нахмурился.

– Я должен знать? О чем?

– Та записка. Ведь струсил?

Теперь Влад кое-что начал понимать. Однажды он обнаружил в своем рюкзаке сложенный вчетверо лист бумаги. Рисунок черной ручкой: похожие на темные кляксы сердца, целующиеся профили – без слов и подписи. В этом, оказывается, был тайный смысл. То есть так Вика выражала свои чувства? Влад тогда даже особо не разглядывал рисунки, только удивился, как могло это попасть ему в рюкзак. А вот как – видимо, Вика, сидящая за ним, незаметно положила ему в карман во время урока.

Но не это удивило Влада сейчас: Вика была уверена, что в свои шестнадцать он поймет ее посыл и ответит ей? А он… струсил?

Владу стало смешно. Это ж какое раздутое самомнение у Вики сейчас, если в выпускном классе она верила в свою привлекательность! Густо обведенные черным карандашом глаза, алые губы, которые на всех учителей действовали как красная тряпка на быка. «Глебова, приведи родителей в школу! Глебова, ты не на панели, а в школе!» Взывать к совести эпатажной ученицы было бесполезно – Глебова смотрела на учителей с омерзением. И ничего не менялось – родители не приходили, и внешность оставалась прежней. И у одноклассников, включая Влада, возникало единственное желание – Вику умыть, а никак не пригласить на свидание. А она была уверена, что они просто трусливые незрелые мальчишки?

Влад понимал, что смех надо подавить – всеми силами. Иначе эта женщина расцарапает ему лицо. Неужели Вика уверена и в том, что теперь она, раскрыв карты, предоставляет Владу возможность наконец проявить себя?

Много лет она была уверена, что он просто не решился. Зато теперь-то уж они взрослые люди, и Влад своего не упустит.

Увидеть Павла позади Вики стало настоящим спасением.

– Влад, – прогремел басом Павел, – Нам пора! Мы уже опаздываем, дружище.

За много лет Влад научился понимать Павла: у того на лице ни один мускул на лице не дрогнул, он выглядел явно озабоченным тем, что им пришлось задержаться.

– Вик, прости, – суетливо заторопился Влад, поднимая к глазам циферблат часов, – Черт. Действительно. Всем пока! – он взмахнул двумя руками и покрутился на месте, отступая к выходу. На Вику, так и застывшую в позе обольстительницы, он старался не смотреть.