Обдумав услышанное, Настя, по-прежнему глядя на озеро, медленно произнесла:

– Люди слишком привыкли надеяться на государство. Согласна, что это нелегко вытравить. Вместе с тем, – тут она посмотрела на меня с тихой, прощающей улыбкой, – государство могло бы инициировать этот процесс. И кому, как не Администрации президента, заняться этим.

– Каким образом?

– Широкой просветительской деятельностью и поощрением различных форм гражданской активности.

«Господи! Разве об этом должна думать молодая, красивая женщина?» – пронеслось в моей голове.

– По-моему, Общественная палата и есть прямое поощрение гражданской активности.

– Этого мало. Это – московские дела.

Я предпочел промолчать, хотя был не согласен: рекомендации президенту – московские дела?! Но у меня возникла идея президентского письма, рекомендующего учредить общественные палаты в каждом регионе России. Пусть губернаторы получают ее рекомендации. «Завтра же напишу проект письма и передам Сухатову», – решил я.

Обедали мы в ресторане в Переславле-Залесском. Серьезных разговоров более не вели. Я посматривал на Настю, размышляя о том, что она успела стать максималисткой, а уважение такой женщины потерять легче легкого. Но она по-прежнему нравилась мне.

Посреди лета появился вдруг странный указ президента о борьбе с организованной преступностью, который, в нарушение Конституции, давал слишком большие полномочия правоохранителям. Все говорило о том, что его подсунул Ельцину главный охранник – он проделывал такое не единожды, и всегда с последующим скандалом. Несмотря на отпускное время, общественность взволновалась и возмутилась. Общественная палата тоже решила отреагировать. Было созвано внеочередное заседание, в результате которого появилась единогласно принятая рекомендация президенту отменить указ. Его автор был взбешен. Уж и не знаю, что он там наплел президенту, но через день меня отстранили от Общественной палаты. В довершение ко всему, лишили моих сотрудниц: они остались в аппарате палаты.

– Пытался тебя защитить, – признался мне Сухатов. – Слышать ничего не хочет: убрать из Общественной палаты, и все…

– Ничего страшного, – попытался успокоить я Льва. – У меня других дел хватает.

Но если честно, я был очень расстроен. Не хотелось передавать мое детище в другие, скорее всего, чиновные равнодушные руки.

Вольский организовал письмо президенту от Совета Общественной палаты с просьбой вернуть меня. Не помогло.

– Все равно буду считать тебя начальником, – с доброй улыбкой сказал он мне, когда я заглянул к нему в Торгово-промышленную палату, занимавшую отдельное здание на Старой площади. – Давай коньячку выпьем.

Против коньяка я ничего не имел. Тем более что у Аркадия Ивановича он был отменный, французский. Расположились в углу, в креслах.

– Не привык он слушать критику от подчиненных. – Вольский задумчиво смотрел в окно. – Хорошо, что прессу за критику не зажимает. Это дорогого стоит.

Я кивнул в знак согласия.

Вереница дней, заполненных работой, долетела до девятнадцатого августа. Негоже было забывать о соратниках. Я выкроил время, чтобы приехать к Горбатому мосту. Множество людей находилось на его изогнутой поверхности и на прилегающем пространстве. Они стояли группками, выпивали, закусывали, азартно разговаривали. Я подходил к тем, кого знал, встречали меня радостными возгласами. С некоторыми мы обнимались, другие подолгу жали мне руку. Это были искренние эмоции. Нас объединяло то, что происходило здесь три года назад. Я выпивал с ребятами, шел дальше.

– Олег! – раздалось рядом. – Привет!

Это был Алексей. Тот, который работал в каком-то научно-исследовательском институте лаборантом. Он радостно улыбался, открыв беззубый рот.