– Где заказываешь? – удивился я.

– В Екатеринбурге.

– А у них откуда?

– У них оборудование. Купили, наверно.

– А диски какие?

Он смотрел на меня снисходительно:

– Те, которые я скажу.

– А откуда они записи берут?

– Я даю.

Наконец до меня дошло: ему делали пиратские копии.

– Значит, ты теперь начальник. – Я усмехнулся не без доли ехидства. – Отдал распоряжения – и можешь отдыхать.

Саша энергично замотал головой.

– Вовсе нет. Мне расслабляться никак нельзя. За сотрудниками пригляд нужен. Только отвлечешься, пригляд ослабишь, они от работы начинают отлынивать. Ненадежный народ. Двоих уже выгнал.

Тут я глянул на него пытливыми глазами:

– За что тебя благодарила Мишина мать?

Саша невесело усмехнулся.

– Денег дал на похороны.

– Молодец.

– Кто б я был, если бы не дал…

Мы с Лесиным выпили немало, но пьяными, покидая ресторан, не были. Горечь потери держала нас.

Весна принесла новые заботы. Помимо Общественной палаты пришлось заниматься Договором об общественном согласии. У Филонова теплилась такая идея – усадить за один стол разные общественные силы, побудить подписать согласованный документ. Церковь тоже участвовала в этом начинании, посему на совещания стал приходить молодой священнослужитель, отец Всеволод, круглолицый, пышущий здоровьем и демонстрирующий вполне рациональный взгляд на мир. То, что значительная часть нашей совместной работы пришлась на Великий пост, отнюдь не мешало ему употреблять мясную пищу в нашей столовой. «Считать рыбой», – бодро говорил он, осеняя крестом блюдо, содержащее в том или ином виде мясо, после чего без всяких колебаний съедал его. А когда важный документ был наконец закончен и готов к подписанию, мы в первый раз на пару пошли в ресторан, где изрядно выпили водки.

После торжественного подписания документа президентом и представителями всяких общественных организаций (от Православной церкви подпись поставил сам патриарх), после радостных речей и фанфар, после шампанского, которое разносили официанты во фраках, мы с отцом Всеволодом во второй раз отправились в ресторан. И вновь изрядно набрались.

– Ты веришь, что этот Договор о согласии поможет? – Отец Всеволод проникновенно смотрел мне в глаза.

– Нет, – чистосердечно отвечал я.

– Я – тоже. Но коль приказали, надо было делать. – Он обиженно засопел.

Тут я не выдержал, спросил его:

– Как же так? Великий пост. Ладно, я – агностик. Но как ты, не просто верующий, а представитель Церкви, можешь выпивать и есть мясо во время Великого поста?

Он смотрел на меня беспечными детскими глазами.

– Больные или находящиеся в пути могут позволить себе не соблюдать пост.

Я готов был включиться в игру:

– Можно считать, что мы всю жизнь в пути – движение от рождения до смерти. Так что пока жив человек, он может не соблюдать пост.

Он одобрительно кивнул в ответ на мои слова. Но я не собирался останавливаться:

– А если у человека душа болит за страну, то он вдобавок душевнобольной. Опять же серьезное основание не соблюдать пост, как болящему. – Еще один великодушный кивок. И тут я эдак въедливо, докучно ввернул: – А все-таки почему ты пост не соблюдаешь?

Он глянул на меня оторопело, поскучнел, отвел глаза.

– Слаб человек… А ты что, в Бога веришь?

– Верю, – твердо отвечал я. – В Творца.

Тут он улыбнулся устало.

– Бог и есть Творец.

Я решительно показал свое несогласие, сделав соответствующее движение рукой.

– Нет! Творец един для всех живущих на Земле. А Христос, Будда, Аллах, Яхве – они учителя. Они помогали разным общностям выжить в этом мире. Ориентиры давали. А Творец… Ему все равно, верим мы в него или нет. Он хочет от нас одного – чтобы мы жили без ненависти, без лжи, без зависти. Чтобы нами двигала любовь… Не чинов достигали, не богатства – а умения жить любовью ко всему и вся. А еще я уверен, что мы не один раз приходим в этот мир. Он создан специально для того, чтобы мы учились быть совершенными. Основной для нас мир не этот, а другой, не физический. Мир, где живут души.