В субботу из Кремля я поехал к ним. В очередной раз меня радушно встретили. Это был изящный вечер. Расположились в гостиной, хотя нас было только трое – так захотела Настя. Василий не мешал нам, играл в своей комнате.
Настя была в красивом черном платье. Я старался не смотреть на нее. Мне казалось, что это выдаст мой особый интерес.
– Как в Кремле? – поинтересовался Эдуард.
– Работаем, – уклончиво ответил я.
– Работают все, даже те, кто делает вид, что работает. – Лукавое выражение проявилось на его лице.
– Может, и мы делаем вид. Только ведь сразу не разберешься.
– Поживем – увидим. Как говорится: «По делам их судите их». – Тут он посерьезнел. – Как думаешь, удастся выправить положение?
– Шанс имеется. Вполне реальный. Ничто не мешает воплотить его в жизнь.
– Ты веришь Гайдару? – осторожно поинтересовался он.
– Да, – без колебаний ответил я.
Эдуард состроил что-то неопределенное на лице.
– Ну если это говоришь ты… надежда есть. – Веселая усмешка вновь гуляла в его прищуренных глазах.
– Ты настолько доверяешь моему мнению? – Я изобразил удивление.
– Ты теперь большой человек. Владеешь информацией.
Я усмехнулся – мне хотелось ответить ему достойным образом, особенно в присутствии Насти.
– В любой стране спецслужбы имеют то преимущество по отношению ко всем остальным людям, что располагают информацией, недоступной большинству граждан. А имея информацию… – Я сделал учтивый жест рукой. – Надеюсь, ты понимаешь.
Он охотно кивнул в знак согласия, подхватил:
– Информация стоит дорого. Но еще надо уметь, обладая ею, делать правильные выводы.
– Ну, вы там большие специалисты по части выводов.
– А все для вас. Для Кремля.
– Допустим, вы не только для Кремля работаете, – с деланой вкрадчивостью заметил я. – Для самих себя – тоже.
– А как иначе? – в тон мне отвечал Эдуард. – Об интересах фирмы нельзя забывать.
– Разумеется. Но они не должны превалировать. – Мой указательный палец назидательно поднялся. – Вы не частная лавочка.
– А у вас там в Кремле есть приборчик, который меряет соотношение?
Настя не без удивления следила за нашей вежливой пикировкой. Потом не выдержала:
– Ребята, я тут не лишняя? Сцепились, как два петуха. Какой-то междусобойчик устроили. Давайте выпьем за то, чтобы у нас в России все наладилось.
Фужеры были пустые. Я первым схватил бутылку французского вина, стоявшую посреди стола – мне хотелось поухаживать за Настей. Налил ей и нам с Эдуардом. Поднял фужер.
– Поддерживаю. Пусть все наладится. И побыстрее. – Я чокнулся с ней, с Эдуардом, выпил вино.
Потом мы говорили о поэзии. Настя проявляла к ней интерес. Я принялся рассказывать про Леонида Губанова, прекрасного и почти неизвестного поэта. Читал его стихи:
увлеченно декламировал я, видя ее неподдельное внимание.
С каким воодушевлением произносил я последние строки:
Я сделал небольшую паузу, а потом продолжил с прежней горячностью:
– Какие стихи! А ведь это написано в советское время. Ясное дело, Губанов тогда не мог иметь признание. Его не печатали. – Тут я осознал, что долгое время смотрю только на нее, обращаюсь только к ней. И тут же повернул голову к Эдуарду. Слава Богу, мне было, что ему сказать. – Между прочим, его мать занимала какую-то большую должность в КГБ. А сын такие стихи писал.