В субботу из Кремля я поехал к ним. В очередной раз меня радушно встретили. Это был изящный вечер. Расположились в гостиной, хотя нас было только трое – так захотела Настя. Василий не мешал нам, играл в своей комнате.

Настя была в красивом черном платье. Я старался не смотреть на нее. Мне казалось, что это выдаст мой особый интерес.

– Как в Кремле? – поинтересовался Эдуард.

– Работаем, – уклончиво ответил я.

– Работают все, даже те, кто делает вид, что работает. – Лукавое выражение проявилось на его лице.

– Может, и мы делаем вид. Только ведь сразу не разберешься.

– Поживем – увидим. Как говорится: «По делам их судите их». – Тут он посерьезнел. – Как думаешь, удастся выправить положение?

– Шанс имеется. Вполне реальный. Ничто не мешает воплотить его в жизнь.

– Ты веришь Гайдару? – осторожно поинтересовался он.

– Да, – без колебаний ответил я.

Эдуард состроил что-то неопределенное на лице.

– Ну если это говоришь ты… надежда есть. – Веселая усмешка вновь гуляла в его прищуренных глазах.

– Ты настолько доверяешь моему мнению? – Я изобразил удивление.

– Ты теперь большой человек. Владеешь информацией.

Я усмехнулся – мне хотелось ответить ему достойным образом, особенно в присутствии Насти.

– В любой стране спецслужбы имеют то преимущество по отношению ко всем остальным людям, что располагают информацией, недоступной большинству граждан. А имея информацию… – Я сделал учтивый жест рукой. – Надеюсь, ты понимаешь.

Он охотно кивнул в знак согласия, подхватил:

– Информация стоит дорого. Но еще надо уметь, обладая ею, делать правильные выводы.

– Ну, вы там большие специалисты по части выводов.

– А все для вас. Для Кремля.

– Допустим, вы не только для Кремля работаете, – с деланой вкрадчивостью заметил я. – Для самих себя – тоже.

– А как иначе? – в тон мне отвечал Эдуард. – Об интересах фирмы нельзя забывать.

– Разумеется. Но они не должны превалировать. – Мой указательный палец назидательно поднялся. – Вы не частная лавочка.

– А у вас там в Кремле есть приборчик, который меряет соотношение?

Настя не без удивления следила за нашей вежливой пикировкой. Потом не выдержала:

– Ребята, я тут не лишняя? Сцепились, как два петуха. Какой-то междусобойчик устроили. Давайте выпьем за то, чтобы у нас в России все наладилось.

Фужеры были пустые. Я первым схватил бутылку французского вина, стоявшую посреди стола – мне хотелось поухаживать за Настей. Налил ей и нам с Эдуардом. Поднял фужер.

– Поддерживаю. Пусть все наладится. И побыстрее. – Я чокнулся с ней, с Эдуардом, выпил вино.

Потом мы говорили о поэзии. Настя проявляла к ней интерес. Я принялся рассказывать про Леонида Губанова, прекрасного и почти неизвестного поэта. Читал его стихи:

Я падаю, я падаю
С могильною лопатою,
Но не питаюсь падалью,
А я живу лампадою.
Лампадой под иконою,
И на иконе – Боженька,
Я с высотою Горнею,
И мне не надо большего… —

увлеченно декламировал я, видя ее неподдельное внимание.

Евангелье живое я,
Даю себя пролистывать,
А вы, мои животные,
Меня же вы – освистывать…

С каким воодушевлением произносил я последние строки:

В Америке и в Англии
Стихи мои полюбите.
Я – Пятое Евангелье,
Но вы меня не купите!

Я сделал небольшую паузу, а потом продолжил с прежней горячностью:

– Какие стихи! А ведь это написано в советское время. Ясное дело, Губанов тогда не мог иметь признание. Его не печатали. – Тут я осознал, что долгое время смотрю только на нее, обращаюсь только к ней. И тут же повернул голову к Эдуарду. Слава Богу, мне было, что ему сказать. – Между прочим, его мать занимала какую-то большую должность в КГБ. А сын такие стихи писал.