Он зашёл в дежурную аптеку за бинтом, а затем ещё раз полистал альбом, усевшись под тусклым фонарём. Незнакомые и для Гриши люди… Ну, зачем Виктору-то его семейные фотки!? Непонятно. Может, проще дать Лёвке переснять их и не связываться с ними более? Впрочем, с какой стати? К тому же, он уже и так связан с ним намертво. Только согни спину один раз, и уже более не разогнёшь её никогда. Да и неизвестно, чем это грозит ему и его родне, ведь не просто так Пасикис гоняется за альбомом! «Ладно, утро вечера мудренее», – подумал Гриша и стал внимательно рассматривать крестик, сняв его с шеи. Он заметил, что полупрозрачный камушек в нём какой-то необычный, почти чёрный снаружи и ярко-бордовый внутри, словно там сияет алый огонёк, как Лёвка и говорил. Наверное, какой-нибудь искусственный, сделан с помощью хитрых технологий, вот они и заинтересовались. Однако, бабушка тоже шутница, вручила им такой опасный подарок, а для чего он нужен – не сказала. Всё-таки, нужно было бы как-нибудь предупредить Женьку. «Ладно», – решил Гриша, – буду действовать по обстоятельствам». Крестик Гриша решил «спрятать» по хитрому способу Жени: она говорила, что если хочешь что-то «заныкать», положи на самое видное место. И не раз демонстрировала свою оригинальную гипотезу в детских играх, и почти всегда это срабатывало. Пусть красуется на груди, а там будь, что будет! Глядишь, крестик и убережёт его.

Когда он вернулся домой, Лёва уже выпил бутылку. Альбом Гриша спрятал во внутреннем кармане своего пиджака, поменял промокший от крови бинт на руке страдальца и наложил ему мазь: рана действительно здорово кровила. Лёва ныл, утверждая, что просто погибнет, если не смочит горло чем-нибудь более существенным, и клялся ему в вечной любви и дружбе. Гриша плюнул и достал из чемодана бутылку водки: в конце концов, и самому хотелось выпить, чтобы хоть немного снять напряжение, да и напоить Лёву, который и от легкого вина поплыл, было ему на руку. Такую жертву тот воспринял, как подвиг Александра Матросова, и тут же зло выдал про Виктора всё, что только было ему известно. Впрочем, это оказалось не так-то много, он только сообщил, что тот вроде бы всесильный масон, поэтому его и перевели в Москву. Он обещал обогатить Лёву и пристроить в ложу, только для этого…. А дальше последовала бесконечная череда всевозможных требований. Лёву ещё никто никуда не принял, а он уже живёт полностью под колпаком и шагу без его указки не может ступить. Он давно мечтает скинуть с себя это иго, но как только пытается порвать с Пасикисом, на него обрушивается просто шквал неприятностей, и Лёва опять попадает к нему в сети, а удавка на его горле затягивается всё сильнее. Что мог посоветовать Гриша, зная его как бесхарактерного ленивого выпивоху?

– Возьмись за ум, иначе Пасикис выжмет из тебя все соки и выкинет, – Лёва усмехнулся:

– Не делай понт на морде! А шо же ты сам не воплотишь в жизнь свой мудрый совет, умник? И много-таки тебе перепадёт с этой Америки, акромя кнута и пряника? Тут хоть пей, хоть не пей, всё равно получишь дырку от бублика, остальное скушает наш общий босс.

Гриша ничего не ответил, а лишь горестно вздохнул, выпил рюмку водки и отправился спать, оставив товарища по несчастью наедине с бутылкой. Действительно, он и сам был практически в таком же положении. Уже через три часа Гриша встал и заглянул в гостиную: на столе стояла на две трети опорожненная бутылка водки. Лёва развалился на диване в немыслимой позе, а голова, словно чужая, неловко свешивалась чуть ли не до пола. Он даже не соизволил снять ботинки. Запах перегара в комнате сопровождался громким заливистым храпом. Гриша открыл окно, выпил наскоро чашечку кофе с долькой шоколадки и отправился в аэропорт, размышляя, как бы ему всё-таки ухитриться предупредить Женю, ведь в то время мобильные телефоны были только у «мажоров», остальное население занималось поиском куска хлеба насущного.