– Плохо, – откликается невидимый Вася.

Нина оживляется:

– Трындычиха ушла. Я теперь другой маме пожалуюсь. Она тебя выпустит.

– Не надо, – откликается Вася.

– Тогда расскажи сказку, и тебе не будет плохо.

Вася молчит. Он вообще немного заторможенный, и губа у него верхняя сильно клювом, а у Нины – ничего, нормально. Они близнецы, только Васе, наверное, «досталось от наркотиков», что мама потребляла, а Нина ничего, «проскочила». Это они не сами выдумали – подслушали. И ещё Вася иногда мочит простыни по ночам. Их даже разделить хотели, Васю в дом для придурков отправить, но потом пожалели, ведь родные всё же, а больше-то у них никого на целом свете. Мамашу прав лишили, отца вообще никто не знает. Пожалели…

Только Трындычиха возмущается постоянно: «Набрали уродов, психов…» Вот и сегодня засадила Васю в туалет старый: «Опять обпысалсы – вот и живи в туалети!» Теперь она ушла, а сменная нянечка, дневная, Марфуша и воспитательница ещё не знают, что Вася взаперти.

– Вась, а Вась…

– Ну, что?! – наконец откликается брат. – Ты забыл про сказку-та?!

– Не забыл! Я думаю… – Вася тугодум. Зато он сказок знает много! И где их берёт?! – Ладно. Жил-был на свете Колобок, – начинает он гнусаво. Нина садится к двери спиной, вытягивает ноги и сосредоточенно слушает, она уже в сказке. – Не было у него ни папы, ни мамы. А были только дедушка и бабушка…

– Это неправильно! – прерывает Нина. – Бабушка по сусеку помела и спекла Колобок.

Вася долго молчит.

– Это другая сказка, Нинка, а если лучше знаешь, сама рассказывай… – он обиделся.

– Я тебе пиченку принесла, а она не просовывается, – чуть не плача, пищит Нина.

Вася снова долго молчит.

– Съешь сама, а то раскрошишь, и всё. Тут такая дверь – не просунешь.

– Вась, а дальше?

– Ты не перебивай. А были у него бабушка и дедушка… Нннну, Колобок был маленький и глупый, он покатился по дорожке и начал всех встречать… И зайца, и волка…

Нина знает эту сказку, только не хочет её до конца слушать. Там в конце всё так хорошо, что ей становится обидно, и она начинает плакать…

Но Васю обрывать нельзя, и Колобок всё катится, катится, пока не попадает в детский дом. Такой Теремок, где и Мышка-норушка, и Лягушка-квакушка.

Но дальше сердце Нины не выдерживает, она отталкивается затылком от двери:

– Ладно, Вась, я пойду найду Марфушу.

И пока прерванный Вася молчит и переходит из сказки в другой мир – реальный, Нина поднимается тяжело, как старуха, опираясь на руку, засовывает обколовшееся печеньице в карман бумазеевого в линялых цветочках халатика и на цыпочках, мелко семеня, быстро уходит. Но сказка в ней никак не кончается, и обида всё равно наплывает. Потому что Колобка находит бабушка и забирает его домой. Только не кладёт на окошко, глупого, а сажает за стол и кормит щами со сметаной… Тут от жалости к себе самой Нина начинает потихоньку всхлипывать и, не в силах больше идти, падает на колени, утыкается головой в угол и тихо безудержно плачет.

По закону близнецов разделять не положено. Да что закон – кому охота держать у себя такого, как Вася? Вот и стараются сделать: чем хуже, тем лучше. «Писается! В развитии отстаёт! А школа на носу, как он учиться будет? Надо его в спецкласс отдавать, а такого в их детдоме нет. Переводить придётся в специальное медицинское учреждение».

Это ещё не сформулировано на бумаге. Но письмо такое непременно появится. И сердце у пишущего не дрогнет – что он, первый такой что ли, Вася?

А пока Трындычиха, здоровенная толстозадая баба лет сорока, будет с наслаждением тыкать мальчишку искажённым природой личиком в мокрую простыню и тащить за руку в старый сырой с чугунным бачком высоко наверху туалет, которым никто не пользуется, чтобы провинившийся, насидевшись в тусклом свете и спёртом воздухе, осознал всю тяжесть своего очередного проступка.