До революции все эти сербы служили в казачьих частях, не платили повинностей и жили в достатке.

Никите повезло еще больше. При последнем царе он служил в 13-м Нарвском гусарском полку, На этот счет в их с бабушкой семейном альбоме имеется фотография: дед в полной гусарской форме (кивере, ментике и при шашке). Есть и еще, более поздняя – там он в папахе и бекеше, с папиросой в руке, сидит, закинув ногу на ногу в кресле, а по бокам стоят несколько казаков.

Деду пришлось много воевать: сначала в Австро-Венгрии и Галиции, где он заслужил три Георгиевских креста, затем, на Дону и Перекопе.

Вернулся он домой в 1920-м году, женился и стал работать кузнецом на шахте, а потом на конном дворе. А еще знал плотницкое, столярное и бондарное ремесло. Короче был на все руки мастер. У них с бабушкой имелось четверо детей. Тетя Настя, умершая молодой, старший сын дядя Шура, служивший в армии комиссаром и погибший в 1942 году на Миус – фронте, моя мама и ее младший брат, в прошлом морской офицер, дядя Витя.

Когда началась война и немцы захватили Донбасс, у деда на чердаке хаты полицаи нашли спрятанный радиоприемник. Его доставили в комендатуру, где для начала выпороли шомполами, а затем решили повесить.

Но бывшие сослуживцы – старые казаки Передрей с Высочиным и Кобзарь, а еще соседи и родня, пришли к коменданту с просьбой о помиловании, сообщив, что Никита отменный кузнец, плотник и столяр, известный на всю округу.

У немцев же в это время случилась нужда: на узловой станции Попасная сломалась мельница, на которой они мололи муку из награбленного в колхозах зерна, для отправки в Германию.

Комендант согласился, при условии, что дед отремонтирует мельницу, если же нет, его повесят, а семью расстреляют. Никита согласился, за неделю привел мельницу в порядок и был помилован. Через неделю ее взорвали партизаны.

Когда же Донбасс освободили советские войска, кто-то сообщил в СМЕРШ*, что дед сотрудничал с фашистами. Его снова арестовали и стали допрашивать, при этом били так, что дед оглох на одно ухо. Спасли снова те же сослуживцы. Придя к чекистам они рассказали, что мельницу Никита отремонтировал под страхом казни семьи, а его сын геройски погиб на фронте. В контрразведке все это проверили, и деда отпустили.

Подойдя к высокой калитке, сбоку от которой в землю вкопана удобная лавка со спинкой, я открываю калитку и захожу во двор. Справа в нем стоит дом (дед зовет его «курень») впереди хозяйственные постройки, слева, за штакетником, зеленые шпалеры винограда.

На Краснополье, да, наверное, и во всем городе, виноград издавна растет только у деда Никиты. Осенью, за черенками, к нему приходят не только родичи и соседи, но даже незнакомые люди, и он никому не отказывает, не беря за это ни копейки.

Растут у них с бабушкой и совсем редкие в наших краях сладкий перец, кабачки и синенькие*, которые я не люблю, и откуда они взялись, не знаю.

Несмотря на преклонный возраст, дед постоянно трудится. Он делает на заказ комоды, платяные шкафы, столы и горки, дубовые бочки, а также многое другое. Отбоя от клиентов, у мастера нет. Причем цены за работу не назначает – кто сколько даст. За это деда постоянно корят родичи.

А еще вместе с отцом и дедом Левкой, дед Никита построил нам дом, сделав туда всю мебель, и теперь возводит на своей усадьбе второй, для семьи дяди Вити. Тот служил офицером на Балтике, но попал под сокращение и вернулся на родину с женой и двумя пацанами.

У себя дед с бабушкой часто говорят по-сербски (мама с дядей Витей его не знают), а я выучил несколько фраз, которые при случае употребляю.