Мы торопимся, вот-вот в дело включатся старшие ребята. Двое из них уже маячат под фонарем у переулка, ведущего на «домики». Это Колька Коломиец и Юрка Шарапов. Оба наши соседи, учатся в восьмом классе. Колька высокий, со смоляным чубом, Юрка ниже, рыжий и лупоглазый. Позапрошлым летом у меня с ними случилась неприятность.

В тот день, навестив Ковалевых, дедушка был на базаре, а тетя Рая варила в летней кухне борщ, я наблюдал как бабушка Варя в доме строчила на швейной машинке. Называлась она «Зингер» и меня очень интересовала. Однако трогать машинку мне запрещалось, так что сидел на стуле, дрыгал ногами и наблюдал.

Сделав перерыв, бабушка встала, подошла к большому сундуку у стены откинула крышку и стала что-то искать. Я тут же соскочил со стула, прошлепал босыми ногами туда и, поднявшись на цыпочки, заглянул внутрь.

В сундуке была сложена праздничная одежда, сбоку длинный пенал. А в нем, среди каких-то коробочек, флаконов и мотков ниток, тускло блестели орден и несколько медалей. У папки они тоже были, но эти увидел впервые.

– Чьи они? – задрал голову.

– Твоих дядей Алексея и Владимира (вздохнула) оба погибли на войне. Царствие им небесное, – обернувшись, перекрестилась на икону, висящую в углу

– Можно посмотреть?

– Держи, – вложила мне в ладошку орден. – Это Алешин.

Он был в виде рубиновой звезды с золотым серпом и молотом, перекрещен винтовкой с саблей, в центре по кругу белой эмали, золотыми буквами какая-то надпись.

– Красивый, – поцокал я языком. – Ладно, я с ним немного погуляю?

– Добре, – закрыла крышку сундука бабушка и вернулась к своей машинке.

Я прикрепил орден к майке, вышел на веранду, а оттуда, надев сандалии, во двор. Там, представляя, что солдат, промаршировал до ворот и вышел на улицу. Она была пустынной, в траве гуляли куры, на лавочке перед домом Шараповых сидели Юрка и Колька. Грызли семечки.

– Это ш о у тебя на майке за значок? – спросил Колька, когда поравнялся с ними.

– Не значок, а военный орден! – гордо ответил я.

– А ну ка топай сюда, поглядим, – сплюнул на землю шелуху Юрка.

– Во,– подойдя к ним, выпятил грудь.

– Ну-ка, ну-ка, – отвинтил его у меня с майки Колька и оба принялись рассматривать, – стоящая вещь (переглянулись).

– Слушай, давай меняться, – предложил Юрка.

– Не, – повертел я головой.

– Так ты же не знаешь на что?

– На что? – мне стало интересно.

– Щас, – встал с лавки Юрка и ушел во двор.

Вскоре вернулся и показал мне плоский фонарик, – во, немецкий «Даймон»*. Отлично работает. Нажал сбоку кнопку, в стекле загорелся свет, передал Кольке. Тот тоже включил – выключил, оба уставились на меня, – ну так как?

– Согласен, – решительно кивнул я. Обмен состоялся.

Взяв фонарик в руки порысил в сад к деду Левке. Там устроился за вагонеткой с водой и стал нажимать кнопку. Фонарик не горел. Потряс, снова нажал. Результат тот же. Из глаз потекли слезы, «обдурили», горько заревел.

– Ты чего? – раздался голос. Рядом стоял дядя Женя. Он возвращался домой с работы, шел с шахты по тропинке через огород. Всхлипывая, я рассказал о своем горе.

– А ну-ка дай мне фонарик, – протянул руку.

Взяв, открыл корпус и рассмеялся, – они вынули из него лампочку и батарейку. Ладно (вернул) пойдем, разберемся с этими засранцами. Однако Юрки с Колькой на улице уже не было. Оба куда-то свинтили.

– Ничего, – заверил я крестный. – Никуда они от меня не денутся.

Спустя пару дней он отловил обоих и надавал по шеям. Однако ордена у друзей уже не было. Тоже кому-то променяли. Вот такая была история.

Сделав последние визиты и проводив домой братьев, мы с Сашкой, сидим на лавке у его дома. Хрустим пахнущими сеном яблоками, которыми нас одарил кто-то из соседей и слушаем набирающую силу рождественскую ночь. Малые, но понимаем, какая-то она особенная, не такая как все.