– Схватки Брэкстона-Хикса могут начаться на шестнадцатой неделе? – спросила я.

– Думаю, это возможно, – спокойно ответил он.

Однако я знала, – эти симптомы не могут быть нормой. Если они и были возможны на шестнадцатой неделе, в глубине души я была уверена, что не дотяну до сороковой недели.

Добравшись до дома, я переоделась в свободные вещи и растянулась на кровати, беспокоясь как морально, так и физически.

Позже вечером, когда сокращения стали сильнее, я попросила подругу-акушерку зайти в гости и объяснить мое непонятное кровотечение или, по крайней мере, еще раз проверить сердцебиение ребенка. Мне позарез нужна была информация. Понимание. Ответы. По телефону она предложила сделать глоток красного вина, чтобы унять спазмы, и принять теплую ванну, потом сразу же выехала ко мне, чтобы послушать ребенка.

Осмотр подтвердил, что все как надо: сердцебиение было таким же сильным, как всегда. Это принесло кратковременное облегчение, хотя спазмы продолжались, и в моем мозгу роились хаотичные мысли, начинающиеся со слов «что, если». Я изо всех сил старалась отбросить их. Пришлось. Я ничего не могла сделать, чтобы изменить ход беременности, и не было способа узнать, почему это происходит или что именно не так. Мы пошли в кино, чтобы отвлечься, и я попыталась раствориться в истории на экране. Я старалась расслабиться в те менее напряженные моменты, когда спазмы замедлялись, но разум не мог.

Усилия оказались тщетными. Я не спала почти всю ночь, корчась от боли, прерывающей ход мыслей. Десять с лишним часов я пыталась отгородиться или как-то примириться с приливами и отливами боли. Однако некоторые мгновения были настолько тяжелыми, что казалось, будто мне дали под дых. Я не могла говорить, не могла перевести дыхание. Пятна крови на этом этапе были неубедительного тускло-красного оттенка, что казалось положительным моментом, и все же я не была уверена, насколько сильно следует волноваться. На протяжении всей бессонной ночи я напоминала себе об обнадеживающем визите к врачу. Не было признаков, что на горизонте замаячила смерть.

Когда к утру четверга ситуация не улучшилась, у меня резко ухудшилось настроение, и беспокойство, которое я пыталась заглушить, не только проявилось, но и приумножилось. Из-за бессонной ночи я попросила мужа заняться утренними делами сына. Тот факт, что интенсивность боли мешала принимать участие в рутине, беспокоил мужа. Но он, как и я, не был полностью готов к последствиям любого исхода кроме того, где через пять месяцев мы принесем домой второго ребенка. Он, как и я, надеялся, что этот ураган боли, неопределенности и эмоциональной перегрузки временный.

Тем не менее я позвонила подруге, чтобы спросить, сможет ли она забрать нашего сына Льва из детского сада в конце дня и оставить его у себя на некоторое время, на случай если вечером я все еще буду чувствовать себя так же плохо. Муж не мог поверить: «Почему именно в этот случайный четверг наш ребенок должен впервые в жизни остаться с ночевкой? Разве он еще не слишком мал для этого?» Ответом, вероятно, было: «Да, он еще не готов к ночевке». А также не готов и к тому, чтобы увидеть трагедию, разворачивающуюся на его юных глазах. Хотя я и в самых смелых мечтах (скорее, в кошмарах) не предполагала, что именно произойдет, все же не хотелось рисковать тем, чтобы мой милый мальчик стал свидетелем чего-то мрачного.

Было очень некомфортно находиться одной, но я не попросила Джейсона остаться. Его ждал важный рабочий день, и я решила, что в лучшем случае мне будет неприятно, а в худшем – я не смогу поиграть с сыном в машинки после обеда. Итак, муж ушел на работу, сын – в садик, а я осталась одна. Совершенно одна.