К бару подошел один из игравших на бильярде. Это был худощавый парень с бритой головой, дешевыми тюремными наколками на руках, выполненными без того внимания к деталям и эстетического вкуса, как татуировки у Большого Дейва. Бритоголовый привалился к стойке между мной и Энджи, хотя справа от нас места было предостаточно, заказал у Дейва еще две порции пива и уставился на грудь Энджи.

– Что-то беспокоит? – спросила она.

– Ничего, – ответил парень. – Ничего не беспокоит.

– Он вообще спокойный, – сказал я.

Парень, будто громом пораженный, продолжал остановившимся взглядом пожирать грудь Энджи.

Дейв принес пиво, и парень принял кружки.

– Эти двое о Хелен спрашивают, – сказал Дейв.

– Да ну! – Голос парня звучал еле слышно, были основания сомневаться, прощупывается ли у него вообще пульс. Забирая кружки со стойки, он пронес их между нашими головами и задел бы их, если бы мы не отодвинулись. Тогда он наклонил кружку в левой руке так, что пиво пролилось мне на ботинок.

Я посмотрел на ботинок, потом ему в глаза. Его дыхание пахло, как носок бегуна. Он ждал моей реакции. Не дождавшись, парень посмотрел на кружки, которые по-прежнему держал на весу, и стиснул ручки. Перевел взгляд на меня: остановившиеся глаза – как черные дыры.

– Меня ничего не беспокоит, – сказал он. – Тебя – может быть.

Я чуть изменил позу, чтобы можно было смело опереться на лежащую на стойке руку, если придется резко уклониться, и стал ждать следующего хода, мысли о котором, как раковые клетки, проплывали в бритой голове парня.

Он снова посмотрел на свои руки, державшие кружки.

– Тебя – может быть, – громко повторил он и пошел от стойки к бильярдному столу.

Мы проводили взглядом бритую голову. Он передал кружку приятелю и что-то сказал ему указывая рукой в нашу сторону.

– Хелен серьезно подсела на наркотики? – спросила Энджи Большого Дейва.

– Откуда мне знать, вашу мать? – возмутился он. – Вы на что намекаете?

– Дейв, – сказал я.

– Большой Дейв, – поправил он.

– Большой Дейв, – сказал я. – Может, ты их килограммами под стойкой держишь, мне безразлично. Может, продаешь Хелен Маккриди хоть каждый день, мне все равно. Мы хотим знать, настолько ли она подсела, чтобы залезть в долги.

Он выдерживал мой взгляд примерно полминуты, достаточно, чтобы я понял, как он крут, отвернулся к телевизору и стал смотреть телевизионную передачу.

– Большой Дейв, – сказала Энджи.

Он повернул к ней свою бычью голову.

– Хелен – наркоманка?

– Знаешь, – ответил Большой Дейв, – ты – горячая штучка. Захочешь попробовать разок-другой с настоящим мужчиной, звони.

– А что, были желающие попробовать? – вскинула бровь Энджи.

Большой Дейв отвернулся к телевизору.

Мы с Энджи переглянулись. Она пожала плечами. Я пожал плечами. Такими людьми, как Хелен и ее друзья, страдающими от недостатка внимания, по-видимому, можно было заполнить палату в психиатрической больнице.

– Не было у нее больших долгов, – сказал вдруг Большой Дейв. – Ну, должна она мне, может, баксов шестьдесят. Если б задолжала кому другому за… гостинцы, я б об этом знал.

– Эй, Большой Дейв! – позвал его один из сидевших на углу стойки. – Спроси, она не отсасывает?

Большой Дейв вытянул к ним руки и пожал плечами:

– Сам спроси.

– Эй, детка! – позвал один из компании. – Эй!

– А как насчет мужчин? – Энджи не сводила глаз с Дейва. Она говорила спокойно, как будто все, что тут происходило, не имело к ней ровно никакого отношения. – Мог кто-нибудь из ее бывших дружков держать на нее зуб?

– Эй, милашка! – не унимался один из компании. – Посмотри на меня! Сюда посмотри. Ну же!

Большой Дейв усмехнулся и отвернулся от четверых посетителей долить себе пива.