В эту ночь Мария не смогла заснуть, произошедшее с ней мелькало под её веками. – И зачем я туда зашла? – думала она, – завтра все будут знать, что я натворила!

Она хорошо понимала, что Полька приложит максимум усилий, чтобы отомстить ей. – Ничего, Мария, бывает и хуже, и это, не конец! А этому паразиту не спрятаться от меня и не скрыться, не в моих правилах прощать и не возвращать долги, вот только бы Шурка не написала заявление участковому.

А тем временем, пострадавшие сидели за столом, пили, ели и снова пили.

Шурка опустошила стакан с самогоном и, крякнув, поставила его на стол, – хороший самогон у тебя, сестра! – вытирая синюшные губы тыльной стороной руки.

– Мой самогон все хвалят! Может, еще налить?

– Нет, пока обожду, а хлеб у тебя есть?

– А как же? – Полька достала из шкафа зарумяненную булку, отломила кусок и подала сестре. – Смотри, Шур, у меня до сих пор ещё руки трясутся!

Она краем глаз глянула на руки Польки, – ничего страшного, сестра, ты просто переволновалась!

– Ага, переволновалась, если бы ты знала, как я перепугалась! Как увидела, эту чокнутую с топором, а тебя, как мне показалось уже убитой, не помню, как выпрыгивала из окна. А тут еще ногу подвернула, хорошо Миша помог.

Шурка, глубоко икнула и отпила из стакана несколько глотков самогона, сделав глубокий выдох, прикрыла рот рукой. – Вот видишь, сестра, помог, а ты все жалуешься, что Миша не любит тебя!.. – После непродолжительной паузы, она придвинула свой стул к Михаилу и положила свои руки на его плечи, бессмысленно глядя в его черные глаза, рассмеялась, – Миш, ты всю жизнь будешь должен мне, за то, что я тебе кое-чего спасла!

– Кое-чего, это что? – спросил он, прищурив глаза, сдвинул тонкие брови.

– А это то, Миша, за что тебя моя сестра так любит! Так что, если бы не яяя… Мария сделала бы тебе обрезание! – она бросила ему мокрый поцелуй в щеку и заразительно рассмеялась, – и пришлось бы тебе, Миша, менять православную веру на мусульманскую!

Михаил убрал ее руки со своих плеч и брезгливо вытер со щеки след от её поцелуя, смуглое его лицо вдруг побледнело, а расширенные ноздри стали неспокойными, они выражали раздражительность.

Полька заметила, как у него поменялось настроение, – Миша, не слушай ты её, она попьяни не такое скажет!

– Я правду говорю! Был бы ты, Миша, евнухом, а ты, сестра? – она положила свою голову на руки и плечи ее часто затряслись, – бедная моя сестра, и за что тебе такое?

– Шур, хватит уже нести чушь! Помоги лучше нам с Мишей, напиши заявление участковому на эту убийцу! Если ее посадят, мы с ним поженимся! Неужели ты не желаешь, счастья своей сестре? – по ее щекам скатились слезинки.

– Хорошо, сестра, напишу, только завтра! – неохотно ответила Шурка, – только не плач, не могу видеть твои слезы!

– Миша, ты слышал? Сестра согласилась, написать заявление участковому!

Михаил был сосредоточенным и угрюмым, он нервно встал из-за стола, заходил по комнате и с изумлением посмотрел на нее, – почему ты решила, что мы с тобой поженимся? Я что тебе об этом говорил? – сдерживая спокойствие, спросил он.

От слов Михаила Полька растерялась, она приоткрыла рот, чтобы сказать ему о своих намерениях и планах, но не успела.

Он громко открыл ногой дверь и вышел на улицу.

Полька расширила глаза, глотнула подступивший ком в горле, – Шур, ты слышала, что он сказал? Он не говорил мне того, не говорил этого! К чему здесь слова? Когда мы с ним вместе с тех пор, как он приехал сюда!.. Да он мне, больше чем муж!

– Сестра, не переживай, никуда, он от тебя не денется! К Марии он и сам не пойдет, ему надо теперь, обходить ее десятой дорогой!