Их офицеры являли собой редкую по виду толпу, одетую в какую-то смесь униформ, иногда их знаки отличия были нарисованы на эполетах синим карандашом. Некоторые из них носили шпоры с колесиками величиной в половину английской кроны, которые позвякивали, как шарики в банке, и большей частью эти люди вообще понятия не имели о том, что происходило вокруг. Если и знали, то давали лишь туманные ответы, а когда проявишь настойчивость, прятались за языковым барьером. В основном это были добросердечные и щедрые до абсурда люди, но, кроме страшных клятв отомстить большевикам, пользы от них было немного. Они были ленивы, невежественны и часто трусливы, главным образом потому, что знали, что у их солдат не хватает смелости воевать против своих соотечественников, и потому, что уже видели, как свои солдаты дезертируют и поднимают мятежи. И офицеры находились – и справедливо – под впечатлением, что это легко может произойти вновь.

Никто в штабе миссии не был о них высокого мнения, и даже не делалось попыток организовать какую-то систему снабжения подкреплений через военные склады.

– Единственные части с трехдюймовыми полевыми орудиями, – рассказывали нам, – это те, кому повезло захватить эти пушки у большевиков. Более того, запасы боеприпасов почти закончились, но так как они делаются вручную школьниками, они все равно не взрываются, а артиллерийский огонь практически ничтожен.

Все выглядело так, что тут для нас найдется много дел, и с этого времени мы замечали еще более неприятные признаки того, как русские пренебрегали основными требованиями войны, когда конвои с ранеными проходили через город от станции; подводы, в которые были впряжены малорослые лошади или верблюды, двигались черепашьим шагом. Солнце безжалостно жгло несчастных, лежавших на подводах, у которых не было ни крыш, ни пружин, а несмазанные оси пронзительно скрипели. Люди стонали под зноем. Несколько дней у них во рту не было ни капли воды, и вид их совсем не снимал напряжения с жителей Екатеринодара, хотя боевой дух немедленно поднялся в результате нашего появления на сцене. Нам были предоставлены все возможные средства для передвижения, и мы испытали на себе гостеприимство, которым русские знамениты во всем мире. В самом деле, было трогательно видеть людей, которые, столь тяжело пострадав и потеряв почти все, сейчас старались оказать нам честь, соперничая при этом друг с другом. Уже была забыта волна горечи и разочарования, охватившая их из-за запоздалого прибытия поставок союзников.

– Британцы пришли! – раздавался крик. – Теперь все будет хорошо!

После трех дней нашего ожидания полковник Росс возвратился в Екатеринодар и разъяснил нам, как предполагалось проводить передачу батарей русским войскам. Надлежало создать две школы, одну в Армавире для обучения офицеров Кавказской и Добровольческой армий, а еще одну – в Новочеркасске для обучения офицеров Донской армии. Линг был назначен начальником первой, а я был назначен во вторую.

Три британских офицера, капитаны Найт, Линтон и Абрахамс, уже начали артиллерийские занятия в Новочеркасске на частично снаряженной батарее 18-фунтовых орудий, которая была послана в Донскую армию, и мне было приказано немедленно явиться к командующему артиллерией Донской армии генералу Горелову и организовать учебные классы, по характеру подобные тем, что мы вели в наших артиллерийских школах во Франции. Другие британские офицеры в Новочеркасске учили обращению с пушками Викерса и Льюиса.

Я попросил просветить меня в отношении политической ситуации и линии поведения, которую следовало принять британским офицерам.