О, а это что за бумажка? Ни о чём не подозревая и всё ещё пребывая в прекрасном настроении, Оля развернула розовый, со странным, чуть уловимым запахом клочок бумаги и, пробежав глазами, отшвырнула, будто обожглась. Ой! Надо же, что время делает! Она совсем забыла… И это верно, верно, потому что – хватит уже с неё! И кроме того… Оля даже руку ко лбу прижала, усиливаясь вспомнить: ну, конечно же, она так и видит, как опускает эту бумажку в мусорное ведро и прикрывает крышкой. Как же эта негодная писулька могла оказаться на столе Андрея? Не могла же она сама оттуда выскочить? Да и этот запах, хоть и выветрившийся, но вполне узнаваемый запах помойки. Фу! Может, дети? Но почему записка очутилась на столе у Андрея? Ведь детям «под страхом смерти» запрещается подходить к столу и что-либо здесь трогать… Ладно, но видел ли её Андрей? Что, если прочёл?.. Ай, видел – не видел, какая разница? Хватит уже всех этих глупостей!

Оля подняла записку, поставила ногу на стул, расправила бумажку на коленке и ещё раз спокойненько перечитала. Там было всего две строчки, написанные мелким, ничуть не изменённым временем почерком: «Оля, я здесь, но скоро уезжаю. Возможно, далеко и надолго. Прошу, зайди попрощаться. Адрес прежний». Вот и всё. И подпись.

Оля ещё долго рассматривала этот более ничем не примечательный обрывок чего-то чужого и ненужного, даже враждебного, и как будто надеялась, что сейчас буквы переменятся местами, построившись в слова более-менее привычные и не требующие никаких перемен. А в этих было беспокойство. Ну, зачем, зачем? Жили себе – не тужили, и вот на тебе! Оля сложила записку и сунула её в карман. Что толку снова её выбрасывать? Ну, я узнаю тебя! Ладно, приду, раз ты этого хочешь. Только смотри, не пожалей!

– Нет, вы только представьте…

– А сколько ей было лет?

– Восемнадцать. Свет, да ты ж её знала. Помнишь, ты ещё сказала: «Ах, какая лапочка! Если б была парнем, влюбилась бы в момент!»

– Помню, помню, – подхватила Света, отжимая тряпку уже на пороге. Пол блестел как зеркало. – И что?

– Так вот я и рассказываю… Поехала она, значит, в Адлер с матерью, братом и бабкой, а бабка в прошлом – известная личность, актриса, между прочим. И вот эта девочка познакомилась там с какими-то, ну, ничего и ничего, сначала, нормальные ребята, а потом! Проиграли её в карты и убили, представляешь! Она пошла купаться, и под водой…

– Ой! какие страсти!

– А брат её этот на берегу ждал, ну, этот, он же хилый такой, почти уродец, вся красота сестре досталась. Ждёт её, ждёт, а она нырнула и не выныривает. Её под водой убили.

– Кошма-ар!

– Вот так-то, что делается… а вы – что это? Чему улыбаетесь? Думаете, вру? – обе девушки с недоумением уставились на больную.

– Нет, Вера, не беспокойтесь.

– Так что же здесь смешного? Человека убили, это, по-вашему, смешно?

– Не смешно и не ужасно. Просто жизнь.

Девушки переглянулись – Светлана растерянно, а Вера возмущённо – и вышли из палаты.

– Видела? – тут же заговорила Вера. – Извергиня! Такая сама убьёт, кого хочешь и глазом не моргнёт. Вот попомни моё слово – все мы тут дураки! Её, небось, давно уже разыскивает интерпол или кому там следует, а мы ей тут – укольчики, музычку, то да сё, а она над нами же и смеётся. И Володя, между нами, ведёт себя очень подозрительно. Не первый день здесь работаю. У меня на такие дела – нюх! И я даже не удивлюсь, если здесь какая-нибудь государственная тайна. Может, она международная шпионка?

До этого момента Света слушала, открыв рот, но тут не выдержала:

– Да ну тебя, Верка, у тебя все – то воры, то жулики, теперь уже и шпионки появились!