Но почему же, когда боль должна быть, ее нет? Дело в том, рассказал нам профессор, что во внутриутробном периоде развития происходит настройка системы болевых порогов, и то, что для другого будет сильным болевым раздражителем (избыточное давление на капсулу почки, например), для конкретного ребенка будет нормальным состоянием – точкой отсчета того, что нормально, а что больно. Поэтому ребенок не терпит боль. Его организм установил именно такое состояние нормы.

Если мы положим двух младенцев – одного здорового, а другого с гидронефрозом (не волнуйтесь, врачи ему обязательно помогут и все у него будет хорошо), – то оба будут совершенно спокойны. Хотя в действительности у одного ребенка есть фактическая проблема, а у другого нет. Сравнить же их психическое состояние мы не можем, поскольку у нас нет способа заглянуть в сознание другого человека. Мы можешь лишь посмотреть на их электроэнцефалограммы, которые покажут, что оба младенца безмятежны.

Так же и в вопросе личного счастья: не важно, повезло вам или нет в генетической лотерее, низкий или высокий у вас порог счастливости относительно других. Вы об этом не задумываетесь, потому что видите только свое «кино». И в рамках своего диапазона счастливости вы можете, совершая определенные действия, изменять настройки восприятия, чтобы стать более или менее счастливым. Понимаете, куда клоню?

Однажды мы с коллегами по работе поехали на отдых. Все были в одном месте. Хорошо отдохнули: купались в одном озере, ели одни и те же шашлыки, играли в одинаковые игры. По возвращении мой товарищ рассказывает другим о нашей поездке. Рассказывает в красках. Все слушают, широко распахнув глаза и рты. А я понимаю, что там действительно было круто, но не настолько круто, как описывает рассказчик. Мы как будто смотрели два разных фильма и пережили два разных приключения.

Получается, что для исследований счастья, для установления сравнительных характеристик генетический код имеет важное значение. А в целях личного счастья им можно пренебречь, так как это только общие базовые настройки, которые создают текущее восприятие окружающего мира. В знаменитой молитве немецкого богослова Карла Этингера сказано: «Господи, дай мне спокойствие принять то, что я не могу изменить, мужество изменить то, что я могу изменить, и мудрость, чтобы отличить одно от другого». Если с генетикой мы можем только смириться, то активность принадлежит нам в полной мере. А что с обстоятельствами?

Окружающие обстоятельства представляют интерес в крайних значениях. Мне удалось найти счастливых людей в тюрьме. Виктор Франкл не говорит про счастье в концлагере, но говорит про то, что можно вынести страдания, можно испытывать радость быть человеком, испытывать радость жить даже там. А вот Варлам Шаламов, который провел 20 лет в системе ГУЛАГа как заключенный, в «Колымских рассказах» пишет, что лагерные лишения превращают человека в зверя. Вводят в состояние, где нет места ни радости, ни смыслу, ни теплому слову или заботе о ближнем. Думаю, что он увидел экстремальный полюс. Ту меру крайности, которую мы в рамках этой работы не рассматриваем.

Другой край – это обстоятельства объективного благополучия. Исследования показывают, что есть прямая связь между доходом (объективная метрика) и ощущением благополучия (субъективная метрика). Эта связь выражена до уровня дохода, который позволяет решить вопросы с пропитанием, проживанием, образованием и досугом10. А дальше деньги перестают оказывать существенное влияние на благополучие.

Исследователи продолжают спорить: могут ли экстремальные значения капитала увеличить субъективное счастье? Имеет ли значение, сколько у тебя миллиардов долларов? Этот крайний полюс объективного благополучия также не рассматривается в этой книге.