Она и выглядела на семнадцать. Глупо это отрицать, прикрываясь жалкой отговоркой, что она из тех девушек, что выглядят старше своего возраста. Если честно, она выглядела даже моложе. Любой кассир на заправке не продал бы ей сигареты. Постаралась убедить его, что учится на старшем курсе в колледже Болдуина-Уоллеса, и хотя его глаза говорили: Нет, мозг сказал: Кому какое дело, а деньги убеждали: Просто сделай свою работу, Адам.

– А вы не подумали, – спросил Солтер, – что она вам лжет?

– Мне все лгут, Солтер. Всегда. Допускал ли я, что она меня обманывает? Конечно. Но доискиваться, почему она лжет, это… послушайте, она сказала, что от меня нужно, у нее была причина, и у нее были письма.

– И наличные, – прибавил Солтер.

Адаму захотелось сломать нос этому смазливому болвану. Солтер сидел перед ним – короткая армейская стрижка, полуприкрытые глаза, значок – и смотрел на него так, словно Адам был одной из танцовщиц из «Хаслема», лишенных чувства собственного достоинства и жадных до денег.

– А вы не оплачиваете счета? – спросил Адам. – И ипотеки у вас нет?

Солтер не отвел взгляда.

– Меня не интересует, нужна ли вам работа. Меня интересует, что она заплатила наличными.

Верно. Потому что наличные указывали на ее возраст – по крайней мере Солтеру, который предполагал, что совершеннолетний выписал бы чек или спросил, принимает ли Адам кредитные карты.

– В моем бизнесе, – сказал Адам, – оплата наличными – обычное дело.

И это правда. К нему приходило много людей с IQ больше, чем сумма на банковском счету, причем нельзя сказать, что они были уж очень умными.

– Понятно. – Солтер сделал пометку в блокноте. – Давайте поговорим о письмах, которые она принесла. Вы их читали?

– Да. – Семнадцать. Ребенок. Труп.

– Копии снимали?

– Нет. Она сделала это сама. Пришла уже с копиями. Оригиналов я не видел. Прочел только одно письмо. Но были и другие.

– Что говорилось в письме?

– Оно было от отца. Он сидел… то есть раньше… в тюрьме. Потом освободился и, насколько я понял, какое-то время не писал. Потом возобновил переписку, но не сообщал, где он, – ни обратного адреса, ничего. То есть это была односторонняя связь. Девушка хотела ответить ему. Попросила его найти. Я имею в виду адрес.

– Вы уполномочены заниматься такого рода деятельностью?

– У меня лицензия частного детектива, и вам это известно.

Солтер не ответил.

– Именно это я и сделал, – продолжил Адам. – То же самое, что делаю каждый день. Люди сбегают из-под залога, я их ищу и привожу назад. Вам это известно.

– В данном случае никто не сбежал из-под залога.

– Навыки, – сказал Адам. – Навыки требуются те же.

– Понятно. Значит, вы использовали свои навыки, чтобы узнать адрес.

– Совершенно верно.

– Помните его?

– Нет.

– Но у вас остались записи?

– Да. Конечно.

– Она не сообщала вам свой адрес? Только номер телефона?

– Только номер телефона. Сказала, что учится…

– В колледже Болдуина-Уоллеса. Да. Объяснила, почему выбрала вас?

– Сказала, по рекомендации. – Адам жалел, что по дороге не остановился купить жвачки. От него разило пивом, и от этого он казался слабым и жалким.

– Мы знаем, – сказал Солтер. – От ее бойфренда. Рекомендацию, если можно так выразиться, дал он. Парень играет в команде вашего брата.

– Играет? Прямо сейчас? В этой команде?

– Прямо сейчас. – Солтер кивнул. – Колин Мирс. Насколько я знаю, его семья дружит с вашим братом. О вас говорили, и Колин, наверное, понял, что вы, должно быть, детектив.

Адам решил не обращать внимания. Должно быть. Какая разница? Плевать, что думает Солтер. Главное – девушка с накрашенными ногтями. Главное – найти чокнутого сукина сына, который ее убил, и прикончить его. Потому что, если ты этого не сделаешь… если он останется жить…