И Эль опять шёл за Энассом, стараясь не отставать и мысленно постанывая при каждом неудачном шаге.

Крутые скалы не давали возможности спускаться прямо, приходилось идти то зигзагами, через полдня пути оказываясь на том же месте, с которого вышли, но на пару десятков метров ниже, то вообще обходя гору по окружности, минуя обрывы, поэтому и был путь так долог. Эль не единожды подумал, скользя по крутым осыпям, что, будь у них крылья, они бы до места назначения за несколько часов добрались. А сейчас за день только до середины горы спустятся. Завтра, возможно, дойдут до её основания. Потом будут долго идти по густому лесу, пробираясь через буреломы и овраги, затем надо будет как-то перебраться через бурную речку, а после – следующая гора. И опять – длительный подъём и не менее долгий спуск. И так – до конца Зачарованной зоны. За ней горы станут более пологими, появятся хорошо утоптанные, удобные для ходьбы тропинки и идти станет намного легче.

Но пока… если бы не камень! Если бы не этот…

Эль прикусил язык: надо же, как он самообладание потерял! Чуть не выругался. Пришлось бы потом дополнительную молитву читать, прося прощения у Великого Светила за неподобающие Солнечному монаху мирские выражения. Надо взять себя в руки. Аскеза только началась, а он уже ругаться готов. Что тогда дальше будет?

И начал мысленно повторять слова благословляющей молитвы, желая благости и трудной дороге, и Энассу, пусть продлятся его дни, и даже булыжнику, который, наверное, не хотел покидать насиженного места и сейчас тоже не рад своему путешествию.

Идти стало легче.

Так прошёл день.

Когда солнце спустилось к горизонту, Энасс объявил долгожданный привал. И Эль, не сдержав стон, рухнул на землю, потирая горящую огнём ногу.

Энасс удивлённо поднял брови, усмехнулся иронично:

– Ты уже спать собрался? Устал, малыш?

Эль сердито мотнул головой и, стиснув зубы, встал и пошёл помогать Эристу разводить костёр.

Кашу сварить не удалось: вблизи не оказалось ни ручья, ни родника. Поэтому после молитвы поужинали сухарями, запили водой из фляжек, и Эль, наконец, решился посмотреть, что же булыжник сделал с его ногой.

Скинул куртку, осторожно стянул штаны… и услышал судорожный вздох Эриста:

– Эль…

Хмуро поморщился, разглядывая расцвеченную синяками ногу и засохшую кровь там, где булыжник особенно сильным ударом рассёк кожу, прикидывая, что можно сделать, чтобы снять отёк и заживить ранки.

Энасс криво усмехнулся:

– Шрамы украшают мужчину.

А Эрист кинулся к своему мешку, начал поспешно в нём копаться, потом вскочил и протянул Элю небольшую баночку:

– Держи. Намажь тонким слоем, дай впитаться. Легче станет.

– Спасибо, – с благодарностью кивнул Эль. Открыл баночку, осторожными прикосновениями нанёс на ногу заживляющую мазь. Прикрыл глаза, чувствуя, как холодит она пылающую кожу. Снова повторил: – Спасибо, Эрист. Правда, помогает.

И бросил настороженный взгляд на Энасса, ожидая услышать запрет на пользование облегчающей наказание мазью.

Но тот сделал вид, что не услышал его слов. Отошёл в сторону, улёгся с другой стороны костра, проворчал:

– Надеюсь, сегодня ты не заснёшь.

И закрыл глаза, делая вид, что спит. Не хотелось ему встречаться взглядом с побитым Элем. На душе было муторно. Объявляя аскезу, не думал он, что она окажется такой суровой. И сейчас ругал себя, что назначил её на целых десять дней. И одного бы вполне хватило, чтобы выбить дурь из дурной головы мечтателя.

Эрист посидел ещё рядом с Элем, сочувственно на него поглядывая, но для Эля его сочувствие было хуже удара булыжника, и он отослал его спать.