Колдун притих, его боль медленно отступала.

– Ну всё, дед, – обратился к хозяину чародей. – Мучений больше не будет.

Конечно, он имел в виду земные мучения. А что ждёт колдуна там, за порогом смерти, кто знает…

– Возьмешь у меня змеевик? – приоткрыв глаза, спросил вдруг умирающий старик.

– Возьму, – спокойно, не отводя взгляда, ответил Сокол.

Тот не без усилия протянул морщинистую руку с длинными, но ухоженными ногтями и вложил в ладонь Сокола амулет.

Сперва ничего не происходило – змеевик, сохранивший тепло хозяина, грел руку, и казалось, в нём нет ничего колдовского. Чародей даже было подумал, что дело обойдётся без обычной в подобных случаях борьбы. Но вот ладонь слегка кольнуло. Сокол невольно сжал амулет и сразу же почувствовал, как на него обрушился мощный поток неведомой силы. Будь на его месте обычный человек, или даже чародей без достаточного в таких делах опыта, поток неизбежно захватил бы его, сокрушил, подчинил своей власти, превратил бы в живое орудие, способное продолжить дело умирающего. Но Сокол не зря считался сильнейшим среди собратьев по ремеслу – его собственная мощь значительно превосходила ту, что заключалась в змеевике. Поэтому он без страха открылся потоку, вбирая в себя каждую его частичку. Он впитывал чужую силу, как человек, одержимый жаждой, глотает воду; он растворял её и использовал для усиления собственной мощи.

И почти сразу почуял неладное. Нет, он ни на миг не потерял власть над потоком, тот по-прежнему легко покорялся, но странная чужеродность входящей силы насторожила. На своём веку Сокол многое изведал и до сих пор полагал, что столкнуться с чем-то совершенно новым ему не придётся. И вот – столкнулся. Колдун служил кому-то настолько чуждому, что Сокол не смог даже отдалённо понять сущность этой силы. В другой обстановке он не преминул бы выяснить её природу, но сейчас его собственная неимоверная воля превратилась в помеху. Она успешно подавляла чужой поток, но вместе с тем и закрывала его от сознания чародея. Только подчинив себя чужой воле – как случилось бы со всяким, принявшим от колдуна змеевик, кто не обладал могуществом, соизмеримым с могуществом Сокола – можно понять хоть что-то. Но это стало бы слишком дорогой ценой за знание, а Сокол не готов был заплатить свободой и за более ценные сведения.

Выпытывать у православных селян, какой именно силе служил колдун, бесполезно – эти люди давно забыли своих прежних богов. В лучшем случае от них можно получить лишь смутный намёк. Сокол подумал, что на этот раз любопытство придётся оставить неудовлетворённым. А жаль…

– Как звали тебя? – спросил он. Именно так: «как звали», а не «как зовут».

– Вихрь, – ответил тот хриплым, но отнюдь не старческим голосом.

Чародей резко повернул руки ладонями к себе и оборвал призрачную нить неведомого потока, уже почти полностью иссякшего и растворившегося в нём. Те крохи, что остались в распоряжении колдуна, пригодятся ему в странствиях по загробному миру, каковые никогда не бывают лёгкими у представителей их племени.

– Я последний… – прохрипел Вихрь, как бы желая о чём-то предупредить чародея, но не договорил. Хрип оборвался. Старик медленно закрыл глаза и, сипло выдохнув в последний раз, спокойно умер.

Дело сделано. Теперь местные жители, несмотря на своё христианство, похоронят колдуна с соблюдением старых обрядов: подрежут, как водится, подколенные жилы; положат в гроб лицом вниз; вынесут головой вперёд, а в могилу вобьют непременный осиновый кол. Но всё это уже не будет иметь значения. Колдун перестал быть опасным. Перед самой своей смертью, он, собственно, перестал быть колдуном – стал обычным человеком. Но суеверных мужиков не переубедишь. Да и зачем? Так им будет спокойнее.