Бруно удовлетворен собственным нехитрым и ясным объяснением и наливает себе в честь своей победы в дебатах полный бокал вина.
Дальше обед протекает в молчании. Пара, пришедшая последней, уходит первой – торопится на дневные занятия. Александр, помявшись, говорит:
– Вообще-то я не до конца уверен, что это, как выразился Бруно, просто чушь. Я не прочь попробовать.
– Что заставило вас передумать?
Александр размышляет, прежде чем ответить:
– Знаешь, на твой взгляд я, наверное, успешный человек, но лично мне кое-чего недостает. Я президент престижного университета, считаюсь хорошим специалистом по Средневековью, но мне всегда хотелось написать что-нибудь эпохальное. Моя тайная мечта – стать Жюлем Мишле[10] XXI века. Но для этого надо найти оригинальную информацию из первых рук. Пока что все уже сказано в опубликованных книгах и диссертациях. Вдруг благодаря твоей технике визуализации я доберусь до новых источников? Даже если у меня есть один шанс из тысячи, я хочу поэкспериментировать.
В том, что он передумал, сыграло роль и враждебное отношение Бруно…
– Когда?
– Зачем ждать? Хоть сегодня вечером, если ты не против. Дорогой Рене, я приглашаю тебя к себе на ужин. Попробуем твою технику! Выкроишь для меня время? Прямо здесь, в университете, в восточном крыле, у меня служебная квартира.
– В таком случае я должен предупредить мою партнершу, Опал, что я не буду с ней ужинать и что могу вернуться поздно.
20
На улице темно.
Рене жмет на копку звонка и слышит звук колокольчика.
Александр тепло его принимает. На нем шелковый халат, на шее неизменный шелковый платок.
У президента университета огромная служебная квартира, служащая продолжением его кабинета. Александр показывает гостю особую комнату со столиками на козлах. На каждом воспроизведена в уменьшенном масштабе, в исполнении оловянных солдатиков, какая-нибудь прославленная в истории битва.
Стремясь к точности, он вылепил из гипса холмы и покрыл их зеленым мхом, изображающим траву, утыкал пластмассовыми деревцами. Для каждой сцены он использовал сотни солдатиков.
– Перед тобой истоки моей страсти к истории. Начинал я с электропоездов, потом перешел к оловянным солдатикам…
– Узнаю Азенкур![11]
Рене разглядывает крохотных вояк. Каждый тщательно разрисован от руки, на лице у каждого глазки и ротик.
– Какая красота! – восклицает Рене.
Александр, довольный, что произвел впечатление на гостя, ведет его к следующей батальной сцене.
– Здесь то, что должно заинтересовать тебя сильнее всего.
Рене узнает рыцарей-крестоносцев и их противников – одетых по-восточному солдатиков в островерхих шлемах.
– Штурм Иерусалима в 1099 году?
Александр протягивает гостю лупу для лучшего изучения всех деталей макета. Он превращается в мальчишку, радостно хвастающегося своими игрушками.
– Мне было интересно взглянуть на картину сверху, так, как ее видит… сам Бог.
Рене наклоняется над макетом. Ему вспоминается боевой клич «Господи, спаси!».
Если Бог желал этого, если с удовольствием наблюдал, как верящие в Него множат Его славу, то наверняка взирал на происходящее с этого же угла.
– Вы воспроизвели даже спешно сложенные крестоносцами бревенчатые башни! Вот эта, по-моему, башня Годфруа Бульонского, а эта – Раймона IV, графа Тулузского. В этом рву граф засел, уступив честь победы Годфруа.
– Они самые. Какое удовольствие беседовать с экспертом!
Вот только с места, где я находился, этого не было видно. Зато он не воспроизвел ни катапульт, ни пролома в стене.
– На какие источники вы опирались, работая над этой реконструкцией Иерусалима?
– На планы города того времени. Сам-то ты что видел, вернее, думаешь, что видел?