Солнце сияло над горой. Его свет проходящий сквозь верхушки деревьев бросал причудливые блики на неказистые домики и дорогу, что плелась между ними. Людей на улице было мало.
Я катила тележку по узкой дороге между домов с соломенными крышами, а народ прятался, как только меня видел. «Да уж, приветливое местечко. И поговорить не с кем».
– Привет!
Из-за забора на меня смотрела круглая чумазая мордашка, с большими черными глазами и веснушками, – Ты от Ядзы? – Спросила девчушка и похлопала длинными пушистыми ресницами.
—Ядзы?! Мне вспомнился невысокий паренёк с большими зелёными глазами и веснушками по всему лицу.
– Привет! Нет, не от Ядзы, но я его знаю.
– Знаешь?! – Малышка насупилась, в глазах заблестели слезы.
– Только этого мне не хватало. Не любила детей за их сопливость.
– Нами, что ты там делаешь? – послышалось со стороны дома. На крыльцо вышла красивая моложавая женщина с полотенцем в руках, – С кем ты там разговариваешь? Пора мыться и спать!
Женщина подошла ближе и ахнула.
– Откуда вы здесь? Вы от Янзы? С ним все хорошо?!
Она подошла к забору вплотную и прижала девочку к себе. В ее взгляде читались растерянность, подозрение и надежда.
—Мама, она сказала, что знает Янзы.
Глаза женщины открылись от изумления, а напряжение сменилось недоверием.
– Вы знаете Янзы!?
– Да, – выдохнула я, вспомнив его окровавленное тело у беседки «ГоуЦы», – Это долгий разговор.
Если честно, ничего долгого в том, чтобы сказать матери о смерти сына нет, но остаться на улице неизвестной деревеньки ночью, то ещё удовольствие, но кто знает, может в этом доме я переночую.
– Ой, простите меня за грубость. Проходите! Нами, поставь чайник.
Женщина открыла мне ворота, и я закатила тележку во двор. Вещи мы занесли в дом. Маленький домик состоящий из одной комнаты и кухни был скромно обставлен, но было уютно и тепло. В небольшой круглой печке горел огонь, сверху стоял чайник. Пахло мылом и чем-то печёным.
– Голодная?! Ну конечно голодная, от храма дорога не близкая. Я сейчас!
Женщина налила чай и поставила на стол тарелку со свежеиспечёнными лепешками и облила их мёдом.
– Садись, поешь!
Я села, но есть резко расхотелось. Как же паршиво стало на душе. Незнакомка радушно приняла меня, только потому, что я знаю её сына. А я принесла печальную весть. Даже представить сложно, что она испытает узнав новость.
– Ну что же ты?! Ешь.
Я вытерла вспотевшие руки о полы плаща и мысленно подбирала слова, но как не скажи, легче не будет.
– Знаете, – начала я, и слова жгучим комом застряли в горле, – Мы с Янзы были в одном монастыре. Я училась там травничеству у наставника Хо. А вчера, – и я осеклась.
«Что со мной происходит? По работе я не раз имела дело со смертью и не раз сообщала родственникам о погибших. И получалось это как-то легко, обыденно. А сейчас?»
– Его убили?
Неожиданный вопрос застыл в воздухе, проникая в мою голову мячиком для пинг-понга: «Его убили-убили- били». Я посмотрела на женщину и мне захотелось плакать. Ее зелёные глаза смотрели на меня пристально, ловя движение каждого мускула на моем лице. В них застыли надежда и обречённость.
«Она знает? Откуда она знает?» – звенело в моей голове. Я отвела взгляд.
И она всё поняла. Ее взгляд потускнел, глаза потеряли яркость, слезы как тонкие ниточки поползли по щекам. Она на мгновение спрятала свое лицо в полотенце, что держала в руках. Нежные, тонкие руки превратились в грубые, угловатые коряги. Пальцы впились в полотенце до синевы. Я услышала чуть уловимый стон. Тело её содрогнулось. Она показалась мне такой маленькой, хрупкой. Но через мгновение она выпрямилась, убрала полотенце от лица и грустно улыбнулась. Её рука потянулась к дочке и заботливо погладила ту по голове. А потом она придвинула ко мне тарелку с лепешками и тихо сказала: