Когда она пришла в себя, в ушах звенело и эхом отдавались голоса.

– Доктор, скажите, пожалуйста, с ней всё будет в порядке? – спрашивала Агнес у стоящего над девушкой доктора, который считал её пульс на запястье.

– Конечно, – немного погодя ответил вдумчиво он. – Пока что никаких патологий я не наблюдаю. Молодая и здоровая девушка! Немного перенервничала на фоне голодания. Голодный обморок. Такое бывает частенько, если отказываться от еды. Дайте ей отдохнуть и больше мотивируйте её к приёму пищи. Это сейчас главное для неё. Не позволяйте ей довести себя до анорексии. Если вам будет интересно, могу порекомендовать одного хорошего психолога. Пройдёмте!

Доктор хотел продолжить беседу в соседней комнате, чтобы не будить Ульрике, и они с матерью удалились в гостиную.

Девушка всё не могла прийти в себя. Она то открывала глаза, то закрывала и ощущала, что серое чувство окончательно поглотило её. Теперь она была уже во власти чего-то неизведанного. Девушка вновь погрузилась в свои грёзы и заснула.

Осень отвоёвывала свои позиции. Дни становились всё более пасмурными и тусклыми, и солнце пряталось глубоко в нависающих серых тучах. Весь посёлок, казалось, погрузился в осеннюю меланхолию. Или же меланхолия погрузилась в него. Но больше всего эта меланхолия отразилась в облике Ульрике. Она стала чувствовать, что мир вокруг неё стал другим, не таким, как раньше. Она посчитала важным описать его в своём дневнике. Теперь он был её верным другом.

«Отчаяние…

…оно вошло в мою жизнь незаметно. Тихо и спокойно оно подступило ко мне бесшумными шагами и, как призрак, встало за моей спиной. Я могу видеть его отражение повсюду. Я вижу его в зеркале каждый раз, когда в него смотрюсь. Отчаяние неприятно. Оно всё портит вокруг меня. Там, где я – там всё портится. Еда теряет вкус, все запахи и ароматы исчезают куда-то. Я больше не могу радоваться жизни и надеяться на счастье. Я приношу всем только грусть и печаль. Мне стыдно за это и очень страшно, что я не могу больше быть такой, как все.

Но больше всего я боюсь того… когда суета вокруг меня стихает, и я чувствую, как из глубины моего сердца выползает какая-то холодная леденящая кровь, глубокая бездонная пустота. Она вбирает меня в себя, как беспросветная чёрная дыра. Я не сопротивляюсь ей. Я не пытаюсь защищаться даже давними, уже поблёкшими воспоминаниями счастья и любви. Былой любви. Такой светлой, как солнце, и тёплой, как летний бриз. Я помню, как я была счастлива. Но тогда я и не подозревала, что существует эта ужасная, бездонная, холодная пустота, которую невозможно заполнить ничем. И даже дорогие моему сердцу воспоминания, попадая в эту бездну, теряют свой цвет, запах, яркость и умирают на глазах, как обожжённые холодным дыханием осени цветы. Мне кажется, я приближаюсь к неизбежному…»

Все эти изменения в её восприятии не прошли даром. Она всё чаще стала избегать людей, отказываться от еды, гулять одной где ни попадя. Она перестала смотреть за собой и порой выглядела неряшливо. В комнате у неё царил беспорядок – вещи были раскиданы вперемешку и скапливались в кучи. В углах даже завелись пауки, которые плели свои дымчатые, блестящие на солнце паутинки. А тем временем Моника выставляла в социальных сетях свои счастливые фотографии с Оскаром. Ульрике больше не могла это видеть. Казалось, что ей нет места на этом празднике жизни.

Психолог, к которому её отправил доктор, выписывал ей таблетки, которые она не принимала. И они скапливались у неё в большом количестве. От их приёма она всегда была сонной и вялой, а ей не хотелось себя так чувствовать. И без этого она утратила связь с реальностью. И, что было самым страшным, к ней стали приходить видения. Порой, сидя ночью у зеркала и долго глядя в него, она вздрагивала оттого, что за спиной проскальзывала непонятная чёрная тень. Тогда она как будто пробуждалась от полудрёмы и озиралась по сторонам. Но вокруг никого не было. Это было лишь видением. И она убрала злосчастные таблетки куда подальше.