Она набрала номер и включила громкую связь. Мы услышали такой же ответ, и она дала отбой.

– Ты действительно не замечала никаких признаков, что Мэтт собирается уйти от тебя?

Я покачала головой.

– Впрочем, теперь вспоминаю, как на прошлой неделе он пару раз спрашивал, в котором часу я вернусь из Оксфорда. Я идиотка. Мне-то казалось, что ему хочется видеть меня как можно раньше. «Перестань постоянно спрашивать об одном и том же! – сказала я ему. – Не волнуйся, я вернусь не поздно!» А ему всего лишь нужно было знать, каким временем он располагает.

Казалось, Кэти не знала, как меня утешить.

– Вы с ним не поссорились? Он не стал подолгу задерживаться на работе без особых причин?

– Не происходило ничего из ряда вон выходящего. – Слезы опять навернулись на глаза. – Я считала, что у нас с ним все в полном порядке.

– А как насчет… постели? Тоже полный порядок?

Я вытерла глаза. На пальцах остались следы растекшейся туши, и я оторвала кусок бумажного кухонного полотенца.

– Все было прекрасно, – выдавила я. – У нас всегда все было прекрасно.

Кэти сидела молча, а потом взяла меня за руку.

– Он сволочь, – заявила она. – Просто невероятная сволочь.

– Да.

Она встала, чтобы вымыть под краном свою чашку.

– Как ты думаешь, куда он уехал? Есть какие-нибудь соображения?

Внезапно мне захотелось побыть одной.

– Оставим эту тему, Кэти. Я понятия не имею, где Мэтт. И мне наплевать на это.

Однако, несмотря на столь смелое заявление, как только Кэти ушла, я провела несколько часов, пытаясь разыскать в Интернете номера телефонов его друзей, коллег, членов семьи. Мне стало ясно: покоя не будет, пока я не найду Мэтта.

Он работал архитектором в крупной местной компании. В выходные дни их офис обычно был закрыт, хотя иногда по субботам Мэтт ездил туда, чтобы еще раз взглянуть на проект, над которым трудился. Позвонить ему туда я могла только в понедельник. Разумеется, номера его рабочего телефона в памяти моего телефона тоже больше не было. Я даже не помнила, когда в последний раз звонила ему туда, но твердо знала, что сама не удаляла номер из списка контактов. Мэтт сделал это сам.

В начале нашего знакомства я названивала ему в обеденный перерыв каждый день, и он отвечал мне с напускной формальностью в голосе: «Добрый день, мисс Монро. Подождите секундочку. Я выйду из здания». Потом он выбирался на стоянку к своей машине, и мы проводили отведенный на ланч час, возбужденно обсуждая, что делали прошлым вечером и как хотели провести предстоявший вечер. Конечно же, такие разговоры стали происходить реже и длиться меньше после его переезда ко мне, и мы чаще ограничивались сообщениями, что было быстрее. И все равно за последние несколько месяцев мы не раз обменялись звонками.

Куда бы я ни посмотрела, всюду замечала следы исчезновения Мэтта. Прежде я не обращала внимания, как много у него было личных вещей, насколько наш дом – мой дом, напоминала теперь я себе, – был буквально заполнен его имуществом. Я лежала на кровати с закрытыми глазами, но стоило мне открыть их, как я отмечала очередную пропажу. Будильник. Радиоприемник. Все, что считалось принадлежавшим ему одному.

Мною владело одно чувство – унижение. Щеки по-прежнему горели, но не от ощущения несправедливости, хотя это тоже обжигало душу, а от непостижимого стыда, непонимания, почему лучшим способом покинуть меня Мэтт счел тайный побег, пусть и среди бела дня. Я закуталась в покрывало. В голове теснились бесчисленные вопросы, которые я хотела бы задать. Но поговорить с Мэттом не было возможности. По крайней мере, в тот момент.

Я так и пролежала целый день и лишь с наступлением сумерек сумела немного успокоиться. В темноте я больше не видела признаков его ухода. И если бы я оставалась в таком же положении, зафиксировав взгляд на свете, пробивавшемся сквозь щель в шторах, то могла притвориться, что Мэтт по-прежнему здесь. Лежит у меня за спиной и молчит. Просто лежит рядом.