– Пока всё, – вздохнул Даниил.

– Тогда теперь моя очередь задавать вопросы, – с этими словами Николай Фомич достал из кармана серую коробочку и положил её на стол. – Постарайся почётче формулировать…

Дан покосился на записывающее устройство, но ничего не сказал.

– Давай: кто ты, откуда, чем занимался, как сюда попал?

– Я, Даниил Александрович…

Внимательно слушая своего собеседника, капитан взял лист бумаги, нарисовал на нём несколько кружков и начал соединять их линиями, не имеющими, на взгляд Дана, никакого смысла.

– Подожди, вот ты говорил про направленное сновидение…

– Осознанное.

– Хорошо, пусть будет осознанное. А обратно?

– Я не пробовал, но не получится, заранее знаю.

Капитан задумчиво побарабанил костяшками пальцев по столу.

– Не вижу, за что зацепиться. Пока не вижу… Хорошо, ты машину водишь? Я имею в виду грузовую.

– Почти любую.

– Шестьдесят шестой?

– С закрытыми глазами.

– Поможешь утром? Нужно сделать ходку на аэродром.

– Во сколько?

– В семь.

– Не рассветёт ещё толком. Как «Ан» садиться будет? Там же поляна наверняка неровная.

– Самолёт уже здесь.

– Так вторник же – завтра, или я что-то путаю?

– В последний раз он не улетел.

– Что-то не так?

– Зона сжимается. Мы не знаем, когда это началось и что послужило катализатором. Заметили полтора месяца назад. Но процесс быстро прогрессирует. До какой площади может сократиться зона – не ясно; не исключено, что до точки.

– А если этих зон несколько?

Капитан усмехнулся:

– Быстро соображаешь. Есть предположение, что какое-то количество подобных или принципиально других зон-точек к настоящему моменту не активированы. Как их активировать – первый вопрос; а что оттуда полезет – второй. Ладно, пока это неактуально. В общем, оставаться опасно.

– У сжатия наверняка есть какая-то причина?

– Наиболее перспективной на сегодняшний день считается версия «Шагреневая кожа». По аналогии с романом. Читал?

– Да.

– Ну вот, существует предположение, что на процесс сжатия каким-то образом влияют взаимоотношения людей внутри зоны. Вроде как им дали второй шанс, а принципиальных изменений нет. Но всё очень зыбко… Мы делали замеры структуры поля – ничего. Фауна, флора – вообще не реагируют на зону.

– Нет сознания?

– Возможно. И границы стали гораздо более чёткими – практически без перехода. Ладно, давай!.. И плащ возьми: к утру дождь может пойти.

Капитан положил лист со своими рисунками-заметками, которые делал во время их разговора, в папку и протянул Дану руку. Тот снял с вешалки плащ и вышел.

Баба Дуся сидела на лавке и разглядывала фотографии в альбоме с серой картонной обложкой. Ещё два таких же альбома лежали слева от неё, на чисто вытертом кухонном столе.

Даниил разулся, прошёл в комнату и сел напротив. Не поднимая головы, женщина гладила рукой чёрно-белые фотографии и чуть заметно улыбалась. Наконец она развернула альбом на сто восемьдесят градусов и придвинула к Дану.

– Узнаёшь?

На снимке были двое: женщина в форме медицинской сестры и молодой, болезненного вида парень в сером халате.

– Это, должно быть, вы с кем-то из больных.

– Это же Федя! Я медсестрой работала. Его под вечер привезли, всего израненного. Не верили, что выживет. Выжил. Я за ним ухаживала. Так и познакомились. Ночи в госпитале длинные, много чего рассказать можно, того, о чём днём умолчишь… Сидели сегодня, вспоминали… Для нас всё лучшее уже в прошлом… Так что мы с Федей остаёмся… Ужинать будешь?

– Я, баба Дуся, зашёл сказать, что ночевать сегодня не приду. Чтоб вы не волновались.

Женщина понимающе кивнула.

– У неё, Даня, только вид независимый. Внешнее это. Скорлупа. А внутри – ранимая она очень. Ты уж как-то побережнее…